По материалам книги Юрия Фёдоровича Самарина
«О жизни... О людях… О себе…»

Древо власти.

Из официальной статьи
для Пензенской энциклопедии

Родился 9 сентября 1934 в г. Алма-Ата (Казахстан), умер 28 января 2006 в посёлке Колышлей. Журналист, художник, карикатурист. Окончил в 1952 пензенскую среднюю школу № 1, в 1958 – Казанский сельхозинститут. Работал механиком в целинном совхозе «Псковский». В 1959 переехал в Пензу, где начал сотрудничать в газетах. Участвовал в двух экспедициях научно-исследовательского судна Института океанологии АН СССР, после чего написал книгу «Витязь открывает океан», изданную в Пензе (1964). За время экспедиций сделал множество зарисовок на Цейлоне, в Африке и Индии, которые были показаны на областной художественной выставке в 1961 году. Работал конструктором на Пензенском дизельном заводе, а в 1965 перешёл на работу в газеты «Молодой ленинец» и «Пензенская правда». Исполнял иллюстрации к книгам, участвовал в выставках и фестивалях. С 1976 уехал жить Колышлей, продолжил работу дома. Его рисунки публиковались не только в пензенских, но и во многих центральных газетах и журналах: «Труд», «Правда», «Известия», «Крокодил», «Советская культура» и др. С 1980 – постоянный участник международных конкурсов художников-карикатуристов. Лауреат международных конкурсов карикатуристов, проходивших в Донецке (1-й приз, 1992), Тюмени (Гран-при, 1993; 2-й приз, 1994), Москве (1960, 1985, 1987). В 1993 выпускал в Пензе юмористическую газету «Пензячок». Его работы разбросаны по многим музеям мира, но больше – в частных коллекциях. Его персональные выставки проходили в Казани (1958), Пензе (1984, 1994, 2004) и Москве (2003).

Из неофициального, словами окружающих и его собственных

Юрий Фёдорович Самарин

Единственный в истории пензенской журналистики автор, писавший очерковые материалы и сопровождавшийих собственными рисунками.

«Я видел африканских зулусов, у которых пятки жесткие, как мозоль на мизинце профессионального карикатуриста.14 раз пересек экватор, плавал Суэцким каналом».

В 1955 году в «Молодом ленинце» была впервые опубликована его карикатура.

«В той волне бездумного советского юмора я участвовать не хотел. Мне было неинтересно рисовать изошутки, где глупый персонаж «советский гражданин» вытворяет смешные штучки с зонтиками, стульями и ночными горшками. Мне хотелось вести иносказательный и едкий разговор с Советской властью о всем том идиотизме, который разросся, разжирел, вылез на партийные трибуны.

Гроза пензенских чиновников последней четверти прошлого века. Пожалуй, никого пензенские чиновники так люто не ненавидели, как Юрия Самарина. При одном упоминании его имени некоторых кривило и корежило, как сатану от крестного знамения. Десять лет его травили, не подпускали на пушечный выстрел к газетам. Десять лет он «шлялся по колхозам» (собственное его выражение) с мешком красок и малевал наглядную агитацию. Все это время он принципиально не читал газеты, а только классику – Гончарова, Пушкина и Тургенева.

В конце 60-х в «Литературной газете» появилась 16-яюмористическая полоса.

«До сего момента у нас были юмор и сатира, стандарты и шаблоны которых утвердил журнал «Крокодил», а тут вдруг поперла такая ненормативная юмористическая лексика! В любой иронической картинке молодого художника можно было усмотреть пародию на нелепости нашего государственного уложения и на препохабные советские традиции. И тут я ожил! Я понял, что этим можно жить, не думая о том, чтобы повеситься, жить, держа кукиш в кармане, и продолжать нюхать цветы и читать «Му-Му».

В колышлейской районке работали, по словам Самарина, способные ребята, но сильно «квасили». И поэтому иногда Юрий Федорович выручал редактора – за бутылку рисовал заставки, заголовки, карикатурки. Самарина взяли в штат, но с условием – печататься под псевдонимом. А конце 80-х из-за административно-партийного прессинга всё же был вынужден уйти из газеты. Жил за счет публикаций своих карикатур в российских изданиях.

С его именем связана невероятная история, о которой любила вспоминать старая газетная гвардия, давно «перебитая» инфарктамии хроническим алкоголизмом.

«В те времена районки обменивались номерами газет. Однажды получаю от бессоновцев письмо с вырезкой из нашей газеты. На ней запечатлены колышлейские механизаторы в позе «избушка, стань к лесу задом и немножечко нагнись». Наш промах, не спорю! Бессоновцы на эту публикацию прислали ехидные стихи. Что я делаю? Беру номер их газеты – она называлась «По Ленинскому пути» – и переделываю заголовок в «По хреновому пути». Кладу газету на стол, сажусь на нее голой задницей и рядом помещаю телефонную трубку. Все это фотограф добросовестно снял, а я отправил бессоновцам, сопроводив снимок не менее ядовитыми стихами. Как всегда бывает в таких случаях, фотография «уплыла наверх». Идет время. Меня, как ни странно, не сажают. О хулиганстве знали все партийные чиновники, но поднять его на уровень политического преступления, посягательства на советский строй не посмели».

В канун его 60-летия все газеты наперебой поздравили «патриарха Российской карикатуры» (выражение «Комсомольской правды»). Газетные публикации о юбиляре мало чем отличались друг от друга, кроме, пожалуй, одного высказывания: «...неглуп, причудлив, непоследователен, нервен, сексуален, алогичен, пахнет водкой и ни на кого непохож».

Тогдашний главный редактор журнала «Сура» Виктор Сидоренко писал: «С последним согласен. В остальном – все от незнания Самарина. О художнике-остроумце из Колышлея у меня совсем иное представление, иной образ. Во всех его творениях, будь то живопись или графика, – сильная, не сомневающаяся в себе воля. Вот уж не трепетная лань. Он очень крепок внутренне, последователен, чувственен в меру и вовсе не сексуален (даже на страницах «СПИД-ИНФО»). Напротив, целомудрен. Самарин не ласкает кистью женский зад, как сюсюкающе делал это в старости Ренуар, приводя в бешенство Модильяни. И не может он быть алогичен, так четко ведая всякий раз свою цель. На редкость сосредоточенное и здоровое искусство. Возможно, в чем-то грубоватое, но не больше, чем водка среди зазывных иномарок на прилавках нашей жизни».

«Я, кстати, оценил, какую отменную шутку сыграло с нами время... Более яркого, чем я, защитника нашего недавнего строя вряд ли можно былосыскать в бывшем Советском Союзе. Отстаивал его до слез, до зубовного скрежета. Многие сверстники оказались практичнее: поверили в блат, в «волосатую» руку; быстренько усвоили негласные правила преуспевания и во всю пользовались ими; устраивали свои дела, карьеру. Мне все это было отвратительно. Нечестных тех правил игры с жизнью я не принял и тем самым поставил себя как бы вне самой жизни. Так до пятидесяти. В начале 90-х словно шкуру сбросил. Почувствовал, что созрел как гражданин. Это очень серьезно. Еще Гоголь говорил: «Прежде, чем взяться за перо, воспитай в себе гражданина. Иначе все у тебя будет невпопад».

Сквозь бури и штормы.

Василий Бочкарёв – Виссариону Белинскому: «Здоровая критика нам нужна!»

Телега власти.

Партбюро.

Швейк в Пензе (автопортрет).

Ю. Самарин
«Из записок пензенского школяра»

***

В историю Пензенской средней школы № 1имени В.Г. Белинскогоя должен быть записан как непроходимый двоечник, лентяй и безобразник. Учился я в этой школе два последних класса и окончил учебу в 1952 году. Следовательно, мучил учителей и мучился сам ровно восемь четвертей, и в каждой четверти имел по две-три итоговые «двойки». Вдобавок рисовал на уроках препохабнейшие картинки, которые затем оказывались в учительской стараниями «доброжелателей» из среды моих сверстников. Думаю, страсть к доносительству дается некоторым особям с рождением.

Особенно прославился шедевр под названием «Бардак в Сингапуре», невероятные эротические сцены с участием английских моряков. Не бывал я в Сингапуре, и моряков английских не видел, и невинен был, как агнец, но юная фантазия половозрелого сопляка выводила меня на уровень опасного натурализма. Если бы теперь увидел, что мои дети творят подобное, упал бы в обморок.

Помню комсомольское собрание, где меня клеймили. Никто из обвинителей не решился сказать вслух, что видел собственными глазами моюкартинку, хотя видели, и смеялись, и перемигивались похотливо, и говорили: давай, рисуй еще! Но все дружно крыли меня за порнографию, непременно начиная свои выступления так: «Я сам не видел, чего там накрутил пошляк Самарин. Но как комсомолец гневно осуждаю!»

Через несколько лет, как помнит мой шибко грамотный читатель старшего и преклонного возраста, рабочий класс и крестьянство, отозванное от серпа и молота на митинги, крыли некоего Пастернака за никем не читанный роман «Доктор Живаго». Приятные сближения приходят иногда на ум. Жаль, Нобелевские премии не распределяются поровну между всеми, кто имеет наглость считать себя литератором!

Учился я плохо из принципиальных соображений. Ранее, в других моих школах, в других городах я не знал по русскому и литературе никаких отметок, кроме «пятерок». Писать сочинения мне было в радость. Я наслаждался возможностью высказать то, что думал, пренебрегая заготовками, преподнесенными учебником и учителем. Вот и в очередную школу я пришел с уверенностью, что меня оценят по достоинству. Но за первое же сочинение, написанное здесь, Анна Николаевна Смирнова поставила мне «тройку»,не найдя ни одной ошибки, а только жирно подчеркнув красным карандашом самые яркие мои высказывания в адрес то ли Печорина, то ли Рахметова, то ли бедняжки Му-му...

А в конце имелась приписка: «Ученик средней школы так писать не может!»

Это меня потрясло и обидело. Еще в первом классе я зачитывался романами Достоевского и трагедиями Шиллера. Чтение составляло едва ли не главный интерес в жизни.

Уже выработались у меня довольно ясные представления о правде и кривде, красоте и безобразии, порядочности и подлости. Почему же не мог я написать то, что написал, если я все-таки написал это? Учительница, чтобы быть последовательной, могла бы заменить «не может» на «не должен». Такое заключение означало бы, что я написал нечто вредоносное или даже опасное. На это учительница не решилась, это пахло политикой.

Горделивый юнец посчитал, что Анна Николаевна плюнула мне в душу.

Оскорбила мои представления о добре и зле, о ценности того, что я усвоил и принял из любимых книг величайших писателей. Попытка залезть мне под своды черепной коробки и навести там порядок общепринятый и узаконенный – попытка эта ощетинила меня и подвигла на тотальный саботаж. Вы пренебрегаете моими воззрениями? Я – пренебрегаю вашими.

Возражать, спорить с ней было бесполезно. Анна Николаевна – гордость школы и всей советской педагогики. Она орден Ленина носила на груди, а у меня не было даже значка спортивного разряда.

Я показал первое свое сочинение отцу. Отец прочитал и остался доволен.

– Так и пиши впредь! – сказал отец. – Верь мне. Остальных – побоку. У меня в редакции не всякий сотрудник сможет так написать. За такие сочинения буду прощать тебе любые «двойки» и «колы»!

Он совершил педагогическую ошибку. Надо было добавить, что его распоряжение касается только литературы, но не физики, математики и др. Я же пустился во все тяжкие, быстро стал скорбным грузом для учителей и комсомольской организации класса, возглавляемой штатным оратором Геркой Соколовым.

Из серии «Остап Бендер и К°».

Депутат Госдумы Игорь Руденский на косовице хлебов.

«Ход конём» депутата Анатолия Русеева.

Наигуманнейший маршал Михаил Тухачевский.

Атаман Платов и Левша.

Юрий Фёдорович Самарин

Владимир Усейнов

Трудно писать о таком необыкновенно ярком и талантливом человеке как Юрий Фёдорович Самарин. Корреспондент, фельетонист, писатель, художник, карикатурист. Во всех ипостасях его талант плещет мощной струёй, как хорошее шампанское из бутылки, играя и переливаясь множеством огней и искр. Нам остаётся лишь наслаждаться его творчеством.

Юрия Фёдоровича интересовало и увлекало буквально всё: театр и кино, живопись и литература, музыка и спорт. Во всём этом он хорошо разбирался и имел свои твёрдые убеждения. Они сформировались у него с молодых лет, и он неукоснительно следовал им всю жизнь: никогда ни перед кем не прогибался и не «плясал под чужую дудку». Ярчайшим примером служит один эпизод из жизни Юрия Фёдоровича. После окончания сельскохозяйственного института ему было готово место корреспондента в главной областной газете «Пензенская правда» и безоблачная карьера (его отец – Фёдор Самарин – был её главным редактором). Непокорный и своенравный сын выбрал другое – ушёл простым механиком на научно-исследовательском судне «Витязь» в кругосветное плаванье.

Господь одарил его способностью к живописи. Увлёкшись ещё в школьные годы рисованием шаржей, карикатур и весёлых картинок, он в зрелом возрасте превратился в маститого художника. Недаром, в издающейся сейчас серии книг о советских карикатуристах, первая книга этой серии посвящена Юрию Фёдоровичу Самарину. Это говорит о многом. Юрий Фёдорович сказал своё новое слово в живописи: никто до него не писал маслом большие живописные карикатуры и весёлые картинки.

Свою долгую, увлекательную, но в то же время трудную жизнь Юрий Фёдорович прожил, руководствуясь простыми и вечными человеческими понятиями: человеколюбием, самосовершенствованием, любознательностью, высокой моралью и стойкостью духа. Жил согласно библейским заповедям. Терпеть не мог предательства, лжи, трусости, подхалимства, карьеризма, мздоимства, невежества и дилетантства. Всю жизнь своим творчеством он боролся с человеческими пороками. Юрия Фёдоровича без преувеличения можно назвать Дон Кихотом нашего времени. Да, это и был один из его любимых героев. Знакомясь с творчеством Юрия Фёдоровича Самарина, становишься выше, чище, одухотворённее.