Алексей Сузюмов,
Вячеслав Карпов
Чекист, Полярник, Создатель Научного Флота
Окончание. Начало №3(7)
Контр-адмирал И.Д. Папанин,
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
(Н.С. Тихонов, «Баллада о гвоздях», между 1919 и 1922 гг.)
Было время, когда имена полярников знал каждый мальчишка. Дети играли в ледовый лагерь Шмидта, в Папанина на Северном Полюсе, в капитана Бадигина, в летчиков Чкалова, Водопьянова, Мазурука. Героев-покорителей Севера было немало. Но все же полярником №1 и национальным героем навсегда остался в народной памяти Иван Дмитриевич Папанин – человек с очень разнообразной, непростой биографией, которой хватило бы на несколько жизней. И, действительно, можно сказать, что Папанин прожил три разные жизни, отражавшие жизнь страны. О его «второй жизни» полярника, знали все. А «третья жизнь» восхищала тех, кто исследовал Мировой океан и водные ресурсы страны. Только о «первой жизни» до эпохи «перестройки и гласности» было известно очень мало, поэтому раскрывшиеся факты удивили очень многих.
Жизнь третья – строитель научного флота
В начале 1946 года Папанин был снят с должности Начальника Главсевморпути и отправлен на пенсию. Нужно отметить, что Сталин не ослабил своего давления на страну, на что после Победы многие надеялись. У него были конкретные планы по развитию Севера и северной навигации, по защите страны с северного направления (в 1946 г. в США была взорвана первая атомная бомба, а кратчайшее расстояние между двумя нашими странами – как раз через Северный Полюс. Наша же бомба была испытана только в конце 1949 г.). А Папанин расслабился. Он болел (действительно имел многолетние проблемы с сердцем и давлением) или под видом болезни ездил на охоту, отдыхал, строил большую дачу. Вот сведения о даче и были, похоже, той последней каплей, после которой Сталин отстранил Папанина от дел. «Зачем он строит такую большую дачу? Чего ему не хватает? – зло спросил Сталин» – так записал Афанасьев (кто бы наших олигархов и чиновников так одернул!). По делу о строительстве дачи была назначена правительственная комиссия, но Папанин успел чуть не за пару часов зарегистрировать в хозяйственном управлении Совета Министров ее передачу государству под детский сад. Поэтому, можно сказать, отделался «легким испугом» – ему оставили персональную машину, госдачу, квартиру, спецполиклинику, прикрепление к спецстоловой и назначили персональную пенсию. Но (отмечает Афанасьев) Сталин сказал, что папанинцы «стали слишком заметны». Поэтому после Папанина были сняты со своих должностей Министр морского флота П.П. Ширшов, Начальник Гидрометеослужбы страны и Главный метеоролог Советской Армии Е.К. Федоров (разжалован из генерал-лейтенанта в рядовые) и начальник полярных станций Главсевморпути Э.Т. Кренкель.
Ширшов был рад освобождению от должности министра. Будучи академиком и директором института, он хотел, наконец, заняться наукой. Но больше всего, до умопомрачения и попытки суицида, его волновала судьба арестованной жены – красавицы-киноактрисы Гаркуши (в те годы были арестованы многие жены и дети известных людей. Параноик-Сталин опасался возможных заговоров). Федоров уехал начальником маленькой метеостанции на Эльбрус, а Кренкель получил небольшую должность на заводе радиопромышленности. Федоров и Кренкель получили новые высокие должности только после смерти Сталина. Ширшов умер в конце 1948 года, успев пригласить опального Папанина, бывшего «хозяина» всего севера страны, в свой институт на скромную должность заместителя директора по экспедициям. Благодаря этому, возвращение Папанина к работе произошло раньше других. В 1949 году впервые вышло в море научно-исследовательское судно «Витязь», в СССР началась эпоха исследований сначала окраинных морей, а затем и Мирового океана.
В 1951 году было принято решение организационно объединить разрозненные «морские» подразделения: ряд научных станций, лабораторий и институтов. Планировалось расширение работ в морях и океанах. В связи с этим Папанин был назначен начальником нового Отдела морских экспедиционных работ (ОМЭР) Президиума АН СССР. Перед отделом была поставлена задача развивать исследовательскую деятельность, а для этого нужны были экспедиционные суда. Нужно было наладить их проектирование, заложить в государственный план финансирование, материальное обеспечение и ремонт, а после постройки и передачи институтам совместно с ними разрабатывать экспедиционные планы, организовывать заходы в иностранные порты, оплачивать поставку топлива, продовольствия и многое-многое другое. Но сразу на новые суда Академия наук рассчитывать не могла, поэтому Папанин договорился с Министром рыбного хозяйства о передаче трех старых рыболовных траулеров и обязался провести на них исследования, интересовавшие рыбную промышленность. Суда были капитально отремонтированы и послужили науке ещё много лет. «Вот так – пишет Папанин – постепенно и сколачивали мы флот из среднетоннажных и малых судов, которые передавались институтам и станциям безвозмездно. Мы превращали рыболовные и транспортные суда в экспедиционные».
Затем началась подготовка к проведению исследований по программе Международного геофизического года (1957–1958). По представлению ОМЭРа началось проектирование новых судов океанского класса для работ в Атлантике. Одно судно было чисто научным, а два других – для научно-прикладных работ, прежде всего, акустических и других исследований, связанных с обнаружением НАТОвских подводных лодок. Встал вопрос и об экспедиции в Антарктику. Международный Совет научных Союзов (коллективным членом которого в 1955 г. стала Академия наук СССР) предложил создать несколько станций на шестом континенте. СССР не мог себе позволить остаться в стороне от этих исследований – ведь Антарктиду открыла русская экспедиция 1820–1821 годов! Для нашей страны Совет выделил небольшой участок в наиболее труднодоступном и удаленном индоокеанском секторе Антарктиды. Надо сказать, что к этому времени ряд стран уже объявил о принадлежности им больших антарктических территорий, но и США, и СССР резко выступили против такого дележа, предложив считать Антарктиду всеобщим достоянием человечества. Позже (1959 г.) это вылилось в Договор об Антарктике.
В 1954 годe вокруг Папанина собралась группа энтузиастов-ученых, которая начала вырабатывать план исследований Южного материка. Никто не сомневался в том, что полярник №1 пойдет во главе антарктической экспедиции. Но врачи резко возражали, и вместо начальника дрейфующей станции СП-1 И.Д. Папанина руководить экспедицией был назначен начальник СП-2 (1950/51 гг.) М.М. Сомов. Первая комплексная Антарктическая экспедиция Академии наук отправилась к месту назначения в ноябре 1955 года. Ученым секретарем морской части экспедиции был назначен заместитель Папанина по ОМЭРу Е.М. Сузюмов.
Сузюмов рассказывал, что Папанин мог добиться того, чего никто не мог. Например, если какой-то вопрос «застревал» в правительственных кабинетах, он мог позвонить по ВЧ («вертушке» – это защищенная правительственная связь) кому-то из помощников Генерального Секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева и сказать: «Послушай, браток...» – и вопрос быстро решался («братками», «братишками» называли друг друга революционные матросы и к современным бандитам это слово никакого отношения не имеет).
Именно за это и ценили Папанина в Академии наук. Другими вопросами занимались специалисты: океанологи выставляли требования к новым судам для проведения исследований в океанах и морях, опытние капитаны составляли технические задания, инженеры – проектировали, а судостроители строили «корабли науки».
Надо сказать, что Папанин до конца жизни пользовался почетом и уважением. А о его крымских «подвигах» нигде не упоминалось. Да и борьба с «контрой» и «буржуями» считалась геройством! И их, погибших, никто не считал.
Исследовательский флот Академии наук начал расти, были построены три первых научных судна океанского класса, строились и небольшие суда для исследования окраинных морей, появлялись новые «морские» институты. В 1960-х годах в ОМЭР была разработана концепция новых крупнотоннажных исследовательских судов для комплексных работ. Первый из них вышел в океан в 1966 году. Это был настоящий прорыв. Для моряков и ученых, находившихся в длительном плавании, были созданы комфортабельные условия, на чем настаивал Папанин: одно-двухместные каюты, успокоители качки, климатизация, опреснители морской воды, удачный баланс между жилыми и лабораторными помещениями, небольшой конференц-зал для заседаний. Там были впервые установлены достаточно мощные отечественные ЭВМ серии «Минск», помогавшие непосредственно в рейсе обрабатывать и анализировать полученные данные наблюдений. Один из авторов участвовал во многих научных рейсах на этих судах и подтверждает их удобство для работ в Мировом океане. Океанологи искренне благодарили Папанина и его группу за эти корабли, открывшие широкие возможности для исследователей.
Институт биологии водохранилищ (старое название, теперь Институт биологии внутренних вод имени И.Д. Папанина в поселке Борок Никоузского района Ярославской области) благодаря Папанину получил несколько маломерных судов для исследования искусственных водохранилищ на Волге. Как попал Папанин в глухое Пошехонье? Летом 1951 года он охотился в Ярославских лесах. Там в одной из деревень его настигла телеграмма от Президента Академии наук, предписывающая возглавить комиссию по расследованию деятельности маленькой биологической станции в поселке Борок, бывшем имении народовольца Н.А. Морозова (1854–1946), отсидевшего за участие в подготовке покушения на царя Александра II 24 года в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях. Выпустила его оттуда революция 1905 года (и до этого, и после его тоже сажали, в результате он провел в тюрьмах 30 лет). Морозов разработал учение об использовании в качестве регулятора политической жизни в России террора на постоянной основе (ну чем не предвестник сталинской практики!). Ленин оставил ему это имение во владение, а Морозов, автор многочисленных научных работ по химии, физике, математике, астрономии, философии, авиации, политэкономии, написанных в тюрьмах, став почетным академиком, передал его Академии наук. Станцию нужно было либо закрыть за бесперспективностью и мелкотемьем, либо кардинально усилить. Прибывшая из Москвы комиссия работала несколько дней, выводы доложили на Президиуме Академии наук, который постановил преобразовать эту станцию в научный институт по исследованию образованного перед войной Рыбинского водохранилища (а потом и других водохранилищ Волжского бассейна). А Папанина назначили временным директором.
И Папанин в свойственной ему энергичной манере начал действовать, используя всё своё влияние. Начал он со строительства сборных жилых домов немецкой и финской постройки. Принял в институт известных ученых, пострадавших от «лысенковщины» и за другие надуманные прегрешения – тех, у кого был так называемый «минус»: запрет на проживание в крупных городах. Среди них был, например, доктор биологических наук Б.С. Кузин, с 1951 года ставший бессменным заместителем директора института по науке. Это был энтомолог и систематик, биолог-теоретик, тонкий философ, раскрывавший идеалистическую сущность вульгарного марксизма, что противоречило взглядам «корифея всех наук» товарища Сталина. Кузин провел 10 лет ссылки в казахских степях (и еще легко отделался) – он, многолетний друг поэта Осипа Мандельштама, слушал его пронзительные стихи о Сталине и его «системе»:
Мы живем под собою не чуя страны
Наши речи за десять шагов не слышны...
Как подковы куёт за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз...
Научный поселок рос не по дням, а по часам. Разными путями – легальными и нелегальными – Папанин добивался снабжения его стройматериалами. Например, по Волге шли груженые баржи – Папанин в своем контр-адмиральском мундире и с орденами во всю грудь, бывало, выходил им навстречу на переданном ему из ВМФ боевом катере (разумеется, со снятым вооружением) и разворачивал их к причалу поселка. И это своеволие сходило ему с рук. В общем, уже через два года был построен научный городок (и продолжал строиться все последующие годы).
Летом 1954 года Папанин в докладе на Ученом совете института сказал: «Можно смело утверждать, что научно-исследовательская биологическая станция «Борок» превратилась в солидное научное учреждение, которое в дальнейшем должно распространить свою деятельность и на другие водохранилища нашей страны... Из маленькой научной ячейки, заложенной здесь много лет назад почетным академиком Н. А. Морозовым, выросло крупное академическое научное учреждение с большим будущим». В 1956 году Папанина утвердили директором института, при этом работу в ОМЭРе он не оставил. Создание этого института – огромная личная заслуга Папанина. И недаром институт носит его имя.
А.Е. Сузюмов, Е.М. Сузюмов и И.Д. Папанин в день 80-летия последнего (26.11.1974)
«Перебирая в памяти каждый год из двадцати, связанных с Бороком, – пишет Папанин – я, прежде всего, вспоминаю стройки. Все эти годы мы строили. Заканчивали одни объекты, начинали другие… Строители возводили два новых лабораторных корпуса, административный корпус и гостиницу, здание столовой, новые дома. Все научные работники им помогали после работы и в выходные дни... Мы сразу же отказались от всяких времянок – я считал, что это перевод государственных денег, – и строили добротные дома. Борок был окружён деревнями, многие их жители работали в институте. И понятно, что институт стал центром духовной жизни района, нёс культуру в быт местного населения. Когда мы построили клуб, туда потянулась сельская молодёжь». И это было абсолютной правдой (один из авторов многократно бывал в Борке в период с 1954 по 1977 годы).
Есть люди, их не так много, которые поднимались высоко, а на крутых поворотах истории не только удерживались «на плаву», но решительно изменялись, начинали заниматься чем-то новым для себя, и делали это успешно, сохраняя предыдущий опыт и наращивая новый. К таким людям относился Папанин. Останься он в ЧК/НКВД, не сносить бы ему головы. Не стань национальным героем-полярником – не удалось бы ему, пользуясь своим несомненным авторитетом, столь успешно строить научный флот, создать новый институт, построить научный городок. Папанинский институт стал крупным научным центром. К началу «перестройки» исследовательский флот нашей страны (всех подчинений) стал крупнейшим в мире. Потом он был разрушен, суда резались на металл. Часть научных судов превратились в туристические для походов в Арктику и Антарктику, сдавались в аренду для съемок фильмов («Титаник» и другие). И только сейчас научный флот, главная забота Папанина послевоенных лет, набирая обороты, стал снова выходить в Мировой океан.