Алексей Сузюмов,
Вячеслав Карпов

Чекист, Полярник, Создатель Научного Флота

Окончание в следующем номере.

Иван Дмитриевич Папанин

Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
(Н.С. Тихонов, «Баллада о гвоздях», между 1919 и 1922 гг.)

Было время, когда имена полярников знал каждый мальчишка. Дети играли в ледовый лагерь Шмидта, в Папанина на Северном Полюсе, в капитана Бадигина, в летчиков Чкалова, Водопьянова, Мазурука. Героев-покорителей Севера было немало. Но все же полярником №1 и национальным героем навсегда остался в народной памяти Иван Дмитриевич Папанин – человек с очень разнообразной, непростой биографией, которой хватило бы на несколько жизней. И, действительно, можно сказать, что Папанин прожил три разные жизни, отражавшие жизнь страны. О его «второй жизни» полярника, знали все. А «третья жизнь» восхищала тех, кто исследовал Мировой океан и водные ресурсы страны. Только о «первой жизни» до эпохи «перестройки и гласности» было известно очень мало, поэтому раскрывшиеся факты удивили очень многих.

Мы обратились к личности И.Д. Папанина (1894–1986) по ряду причин. Во-первых, его жизнь отражала жизнь страны, но была, в то же время, по-своему уникальной. Он был матросом-«братишкой», стал близок к вершинам власти, был низвергнут оттуда, но снова поднялся – не на прежнюю высоту, но занял очень достойное место. Во-вторых, его помощником и заместителем на протяжении 40 лет был наш земляк Е.М. Сузюмов, о котором мы уже писали, а он много писал о Папанине. И, наконец, в третьих: группу папанинцев высадили на льдину в районе Полюса 26 мая 1937 года. В 2013 году этот день стал в нашей стране Днем полярника. А в 2018 году его впервые отпраздновали в Пензе, в Сквере полярников на ул. Володарского. Этот сквер создали на месте пустыря члены Пензенского областного отделения Русского географического общества, он был торжественно открыт в 2017 году – 80 лет спустя после начала полярной эпопеи папанинцев. Все это и дает нам право рассказать о жизни и деятельности полярника №1. Историю творят люди, и не было в предвоенные годы в стране людей более знаменитых, чем Папанин и папанинцы. Мы хотим вернуться к прежним временам, чтобы воскресить в памяти героические, но и трагические страницы в истории нашей страны.

О жизни и деятельности Папанина издано несколько книг, в том числе и «его собственные» воспоминания «Лед и пламень» (1977), написанные по договорам с издательством Политиздат (как и многие другие генеральские-адмиральские воспоминания тех лет) журналистами и людьми, близко соприкасавшимися с ним. В интернете можно найти много статей о Папанине – официальных и не очень. Но практически в каждой из них есть ошибки или существенные неточности. Мы попытались в этой статье избежать их (сократив некоторые нюансы биографии), а главное – дополнить официальный образ национального героя высказываниями о нем ряда людей. Сначала молодую «страну советов» двигал вперед революционный энтузиазм, затем гнал страх репрессий. Папанин успешно прошел эти два этапа в ходе своих первых двух «жизней». Затем страна постарела, и «третья жизнь» на этом фоне ему тоже удалась.

Папанин был береговым матросом, чекистом, комиссаром 2-го ранга войск связи, стал дважды Героем Советского Союза (1937 и 1940), был награжден 9-ю орденами Ленина и множеством других орденов и медалей, стал легендарным полярником и доктором географических наук (1938), в войну был всесильным Уполномоченным Госкомитета по Обороне (1941) и контр-адмиралом (1943). Научным работником, исследователем (как часто о нем пишут) он никогда не был и не претендовал на это. Он был умелым организатором, строителем, «толкачем». По словам его многолетнего помощника и заместителя Е.М. Сузюмова, это был настоящий самородок – руководитель той давней эпохи, когда «даешь!» и «Ваше слово, товарищ маузер» (по Маяковскому) были выше любых дипломов. В зависимости от обстоятельств жизни, он мог быть и добрым, и жестким, даже жестоким.

Жизнь первая – революционная и чекистская

Папанин родился в Севастополе. Его отец был матросом в порту, семья жила в глубокой бедности. Закончив всего 4 класса начальной школы, еще подростком он начал трудиться – был токарем, мотористом в мастерских морского порта. Работал со знанием дела, ходил в передовиках. В 1915 году его призвали на военную службу и определили на Севастопольский судоремонтный завод – с этого момента Папанин стал числиться матросом и имел моральное право надеть полосатую тельняшку. В море он в те годы не ходил. Технику любил и разбирался в ней, что не раз его выручало.

Черноморским флотом тогда командовал адмирал А.В. Колчак. Февральскую революцию он, как известно, не принял, пытался удержать спокойствие на флоте, отрезал Крым от телефонного и телеграфного сообщения с «Большой землей», о происходящем извещал флот личными приказами. Однако в Севастополь прибыла матросская делегация «Кронштадской республики», и под влиянием агитации и общего развития событий в стране делегатское собрание севастопольских матросов, солдат и рабочих 6 июня 1917 года приняло решение обезоружить офицеров, а Колчака отстранить от должности. Адмирал демонстративно выбросил свой кортик в море, заявил о своей отставке и уехал в Петроград.

В этот период Папанин примкнул к революционному движению. А потом вступил в Черноморский отряд революционных моряков, которых отправили на Дон на борьбу с атаманом Калединым. Бои начались в декабре 1917-го, отряд был разбит, в Крым вернулись далеко не все. Это был первый недолгий период красного Крыма. Потом в него вошли белые. Папанин служил в Красной гвардии начальником мастерских – обслуживал бронепоезд. «Сегодня мы под Мариуполем, завтра – в Долгинцево, послезавтра – к Щорсу под Бердичев. Папанин работал и дрался споро, весело», – вспоминал ту пору его боевой друг – пулеметчик, будущий писатель и драматург Всеволод Вишневский. Так началась борьба за освобождение Крыма от белых.

Папанин – матрос, чекист.
Начало 1920-х годов

Затем Папанин стал «комиссарить» в штабах Юго-Западного фронта на Украине. Был одним из организаторов и участником партизанского движения в Крыму, связным крымского подполья, проявил и находчивость, и смелость. Но и жестокость к «белякам» тоже. В конце 1920 года, вскоре после занятия Крыма красными, был назначен комендантом Крымской ЧК. Потом ненадолго попал в психбольницу, после чего в 1921 году был переведен на работу в Харьков военным комендантом Украинского ЦИК (Харьков был столицей красной Украины), а потом с год был одним из руководителей революционного черноморского флота – секретарем Реввоенсовета.

«В Крыму – пишет Папанин – селились отставные офицеры, чиновники, вышедшие на пенсию. В деревнях же было засилье кулаков…». Их-то всех (но и многих других) и предстояло «зачистить» чекистам. Об ужасе, охватившем Крым, написал в 1923 году известный русский писатель Иван Шмелев в своем трагическом «Солнце мертвых» (до «перестройки» и «гласности» эта книга была запрещена в СССР). Со ссылкой на данные Союза врачей, он приводит цифру уничтоженных 120 тыс. человек. Был убит и его сын – младший офицер Русской армии, вернувшийся после февраля 1917 г. с фронта в Крым к отцу, болезненный и не принимавший никакого участия ни в революционной борьбе, ни в Белом движении.

Ленин приказал зачистить Крым. Троцкий заявил, что приедет туда только после полной очистки «от белых и буржуазии». Дзержинский приказал сделать это Особым отделам Южного и Юго-Западного фронтов и входящих в них армий. В руководство Крымом были поставлены люди известные. Ревкомом руководил венгерский коммунист Бела Кун. Террористка-большевичка с большим дореволюционным стажем Розалия Землячка (Залкинд) стала ответственным секретарем Крымского обкома РКП(б). Д.И. Ульянов – брат Ленина – был назначен Председателем Крымского Совнаркома. И Крым зачистили – и от оставшихся после исхода Белой армии офицеров и солдат (которым через газету «Правда» обещали амнистию), и от буржуазных «элементов», и других представителей свергнутых классов.

«Во всех городах – пишет современник событий – лилась кровь, свирепствовали банды матросов, шел повальный грабеж, словом, создалась та совершенно кошмарная обстановка разграбления, когда обыватель стал объектом перманентного грабежа». Как комендант КрымЧК Папанин, конечно, участвовал в массовых расстрелах. И учил расстреливать своих младших товарищей. Об этом пишет Сталину с мольбой о помиловании арестованный в конце 1938 года вместе с наркомом НКВД Ежовым начальник УНКВД по Московской области А.С. Журбенко – как он под руководством, ставшего в 1938 году знаменитым на весь мир бывшего коменданта Крымской ЧК И.Д. Папанина, «своей ещё юношеской рукой непосредственно уничтожал врагов» (расстрелян и не реабилитирован). Трудно сказать, скольких людей отправил в небытие Папанин своим маузером, но так как период его деятельности пришелся на самый пик крымской «зачистки», его личный вклад в красный террор был, вероятно, заметным (это однажды подтвердил в узком кругу известный полярный океанограф контр-адмирал и профессор Н.Н. Зубов). Нервы не выдержали, вот он и попал в «психушку».

Промелькнули в интернете и воспоминания очевидца о том, как он с матерью жил в детстве в Ялте, в подвале дома рядом с ялтинской ЧК. Он, маленький и совершенно голый, однажды вылез из подвала на улицу и увидел подводу, на которой лежала гора гимнастерок и штанов (расстреливаемых перед экзекуцией заставляли раздеться). Возница посмотрел на него и со словами «пусть тебе мать что-нибудь сошьет» скинул с подводы штаны. Уже будучи взрослым, этот человек опознал своего благодетеля – это был Папанин. Возможно, он в тот момент вспомнил свое босоногое детство? В своей книге Папанин пишет, что проявлял справедливость – отменял некоторые расстрельные приговоры, поступавшие к нему от более ретивых соратников.

Нужно сказать, что если Землячка, устав от бумажных дел, лично расстреливала из пулемета и топила живьем в Черном море баржи с белыми офицерами – этот эпизод вошел в фильм «Солнечный удар» (2014) режиссера Н. Михалкова, – то Крымская ЧК занималась преимущественно борьбой с бандитизмом, экспроприацией ценностей у населения, зачисткой буржуазных «элементов». Папанин получил в ту пору благодарность за сбереженные конфискованные ценности: там были бриллианты, золото и серебро, посуда и меха – да все, что угодно! А Особые отделы армейского подчинения были главными исполнителями политики красного террора в Крыму.

Любопытно, что Папанин стал прообразом пробольшевистски настроенного матроса Шванди в пьесе драматурга К. Тренева «Любовь Яровая», где воссоздана обстановка, характерная для Крыма. Швандю спрашивают: ты сознательный? «Я? Упольне! Боле некуды! С Марксой, как примерно с тобой... Сперва, говорит, расейский капитал расшибу, посля на заграничный гребнусь». Швандя говорит простецким «народным» языком, что было характерно для Папанина, который свою речь пересыпал словами-«паразитами», ныне запрещенными в печати.

Далее описан семейный конфликт на революционной почве, и это было характерно для той эпохи: жена – учительница Любовь Яровая – была за красных, а муж – офицер – за белых. Яровая разъясняет мужу: «Дороги у нас не разные. Столкнулись на одной дороге, и одному из нас в пропасть лететь» (а ведь она так любила мужа, считала его героем Первой Мировой войны, убитым или пропавшим без вести. И вот неожиданная встреча в Крыму по разные стороны баррикад). Согласитесь, страшная картина раскола страны.

Пьеса начинается с того, что профессор Горностаев, «краса и гордость русской науки» (так в пьесе), приходит в Ревком с жалобой: «Эти с револьверами запечатали мою библиотеку!». Комиссар Вихорь поселился в его квартире, забрал всю мебель, всё заплевал, зарезал трех кур и куриной кровью везде написал «режь недорезанных буржуев». «Ленинская правда, – вспоминал об этом периоде своей жизни Папанин в книге «Лед и пламень», – была настолько понятной, доходчивой, что народные массы – и я с ними – не могли ее не принять». Надо было только дорезать недорезанных буржуев – и всё станет хорошо. Вот Швандя и попытался поднять народные массы, но граждане в ответ решили побить матроса. И тот сбежал, вернулся к партизанам.

Любовь Яровая произносит чеканные фразы: «Новый мир кровью покупают» (ну чем не Розалия Землячка!?). Она пытается спасти от казни схваченных красных подпольщиков. И заявляет мужу – белому офицеру, отказавшемуся ей помочь: «Твоя казнь впереди». А другой персонаж в финальных сценах ареста мужа Яровой, произошедшего на ее глазах, восклицает: «Что же мы над собой сделали!» – этот «крик души» еще многие десятиления преследовал нашу страну. Знаменитая фраза «пустите Дуньку в Европу», ставшая афоризмом, тоже оттуда. Такая вот правда жизни, описанная драматургом.

Комиссар 2-го ранга войск связи И.Д. Папанин,
конец 1920-х годов

Другой драматург, Всеволод Вишневский, многолетний друг и соратник Папанина еще с гражданской войны, написал известную пьесу «Оптимистическая трагедия» – о том, как женщина – большевистский комиссар – преодолела обструкцию матросов-анархистов-черноморцев и сформировала из них Первый матросский полк. И вскоре погибла... И здесь идет перекличка с реальными событиями тех лет, в которых участвовали оба друга.

С крымских времен Розалия Землячка (организатор крымской трагедии), которая и рекомендовала Папанина в ЧК, была его многолетним другом. В своей книге он называет ее ангелом-хранителем (после «побед» в Крыму и других местах Землячка стала заместителем председателя Совнаркома, избиралась в ЦК и ЦКК). Она подтвердила членство в РКП(б) Папанина с 1919 года – первичный документ о принятии его в партию не сохранился. В 1922 г. по представлению бывшего председателя Крымского Ревкома и одного из руководителей Коминтерна Бела Куна (расстрелян в 1938 г.) Папанин за воинскую доблесть на Украине и в Крыму (так записано в представлении на награду, а не за чекистские дела, как часто пишут) получил высший на тот момент знак отличия страны – Орден Красного Знамени. Тогда же он был переведён в Москву комиссаром хозяйственного управления Наркомата морских дел. За ряд дисциплинарных нарушений был разжалован. С 1923 г. он в Наркомате почт и телеграфов, в 1925 году был направлен в Якутию (на Алдан) в качестве заместителя начальника научно-технической экспедиции для строительства мощной радиостанции. Там он проявил себя энергичным и успешным хозяйственным руководителем. На Алдане развернулась золотодобыча, оперативной связи с Москвой и другими крупными городами не было, а она была очень нужна. Папанинская радиостанция была первой на всю Якутию.

В 1926 г. вернулся в Москву. Занял должность начальника Центрального управления военизированной охраны Наркомата почт и телеграфов СССР, т.е. охранял всю почтово-телеграфную службу страны. Много – как сам пишет – ездил по стране с проверками организации охраны почтовых отделений, особенно, что касалось охраны денежных средств. В конце 1920-х годов имел звание комиссара 2-го ранга войск связи. Его редчайшая фотография той поры опубликована в посвященном ему фотоальбоме издательства Планета (1990): в петлицах черная опушка войск связи, четыре ромба армейского комиссара 2-го ранга – эквивалент генерал-полковника, высший орден страны в тряпичной «розетке». Потом «розетки» отменили, но первые орденоносцы продолжали их гордо носить, подчеркивая этим свою исключительность.

Ледокол «Малыгин» в бухте Тихой на Земле Франца Иосифа встречает немецкий аэростат «Граф Цеппелин» (1931 г.)

В 1929 году окончил специальные курсы Осоавиахима (теперь это ДОСААФ), в 1931 году – Высшие курсы связи Наркомата почт и телеграфа, в 1932 году – первый курс факультета связи Всесоюзной плановой Академии при Госплане СССР. В книге «Лед и пламень» об этой учебе написано не больше одной строки – вряд ли это было серьезное образование. Так наскоро готовили будущих хозяйственных руководителей страны.

В 1931-м в качестве представителя Наркомата связи (возможно, все еще оставаясь замнаркома) он участвовал в арктической экспедиции на ледоколе «Малыгин» на Землю Франца-Иосифа для встречи и обмена почтой с германо-советской экспедицией в Арктику на дирижабле «Граф Цеппелин», оказавшейся немецкой разведывательной операцией (начальник советской команды дирижабля знаток Севера профессор Р.Л. Самойлович был потом расстрелян).

Как и когда Папанин лишился своей высокой должности и звания? Об этом почему-то умалчивается. Наше обращение в музей Папанина в научном городке Борок Ярославской области, где директором работает племянница Папанина, ситуацию не прояснило. Во всяком случае, до получения в ходе войны звания контр-адмирала Папанин комиссаром 2-го ранга нигде не значился.

Папанину – как он пишет – в Арктике понравилось, и он уговорил руководство Арктического института принять его на работу. Высказываются предположения, что он сбежал «на севера» от своего крымско-чекистского прошлого, но прямого подтверждения этому нет. Скорее, с почтово-телеграфной службой по каким-то причинам было покончено, и он искал для себя место нового приложения сил.

Летом 1932 года ледокольный пароход «Сибиряков» сумел впервые за одну навигацию пройти с запада на восток весь Северный морской путь, после чего решением Совнаркома СССР было образовано Главное Управление Северного морского пути с задачей «продолжить окончательно морской путь от Белого моря до Беренгова пролива, оборудовать этот путь, держать его в исправном состоянии и обеспечить безопасность плавания по этому пути». Начальником Главсевморпути был назначен академик О.Ю. Шмидт. В 1930–1934 годах он руководил знаменитыми арктическими экспедициями на ледокольных пароходах «Седов», «Сибиряков» и «Челюскин». Расстояние от Мурманска до Владивостока по Северному морскому пути составляет около 5 800 миль. А по южному, через Индийский океан – около 12 800 миль. Работа в системе Главсевморпути, исследование и обеспечение этой морской трассы и всего Севера страны была в те годы очень престижной. Люди рвались на Север, там была гарантированная работа, да и оплачивалась она неплохо.

И.Д. Папанин – начальник полярной станции на мысе Челюскина (1934 г.)

Жизнь вторая – полярник

Так началась «вторая жизнь» Папанина, связанная с Севером. В 1932–1933 он возглавлял полярную станцию в Бухте Тихая на Земле Франца-Иосифа (ее основал О.Ю. Шмидт в 1929 году), а в 1934–1935 годах – станцию на мысе Челюскина (это Таймыр, самая северная материковая точка Евразии). Работать Папанину приходилось в очень суровых условиях, и работал он успешно – создавал или укреплял полярные станции, расширяя тем самым навигационные возможности трассы Севморпути. В 1936 г. руководил морской экспедицией на о. Рудольфа (это самая северная точка Земли Франца-Иосифа) – шла подготовка к высадке на Полюс научной группы из четырех человек, а остров выбрали как промежуточную базу для заброски к Полюсу будущей экспедиции. В 1937–1938 годах возглавил дрейфующую станцию «Северный полюс». За подготовку экспедиции и высадку на Полюсе, на дрейфующий лед, был удостоен (вместе с начальником Главсевморпути О.Ю. Шмидтом) звания Героя Советского Союза (1937). Три других папанинца получили звезды Героев после окончания дрейфа (1938).

Пожалуй, ни одно событие в преддверии 2-й Мировой войны не привлекло такого внимания и в стране, и за рубежом, как работа папанинской четверки в Северном Ледовитом океане.

6 июня 1937 года над Северным Полюсом взвился флаг нашей Родины. Это стало началом масштабного изучения Центрального Арктического бассейна. На дрейфующей станции «Северный Полюс» (СП-1) работали: руководитель И.Д. Папанин, метеоролог и геофизик Е.К. Фёдоров, радист Э.Т. Кренкель, гидробиолог и океанолог П.П. Ширшов – все опытные полярники. По всему маршруту дрейфа проводились магнитные и гравиметрические наблюдения, измерялась глубина Северного Ледовитого океана, изучались скорость и направление течений, в Москву передовались сводки погоды. Они нужны были, в частности, для подготовки первого в мире беспосадочного перелета Москва-Северный полюс-США. Вскоре над льдиной прошел курсом на Аляску самолет В.П. Чкалова.

Были ли папанинцы героями? В этом не может быть никакого сомнения. Они отправились в «белое безмолвие», были связаны с Большой землей только морзянкой, которую выстукивал радист экспедиции Кренкель, но это была не совсем надежная связь. Однажды Кренкель связался с американской антарктической станцией, и это был мировой рекорд дальности коротковолновой радиосвязи. А с Москвой связи тогда не было. Вопрос о прохождении радиоволн в зависимости от состояния ионосферы Земли еще предстояло исследовать. Случись что, к ним не пробился бы ни один ледокол (ледоколы работали на угле, атомных гигантов еще не было и в помине) и полярной ночью не прилетел бы ни один самолет. Их, вообще, не нашли бы, как это случилось, например, с экспедицией Георгия Седова в 1914 году, с экипажами самолетов Руаля Амундсена (1928) и Сигизмунда Леваневского (1937), и рядом других северных экспедиций.

На льдине Папанин взял на себя обязанности повара, активно помогал ученым – по многу часов крутил ручную лебедку, чтобы измерить глубину океана, снимал и записывал показания метеоприборов, был человеком деятельным, не сидевшем на одном месте. Жили на льдине дружно. Недаром Федоров, ставший академиком, начальником Гидрометеослужбы страны, Главным ученым секретарем Академии наук и так далее, даже много лет спустя говорил, что главное его звание – папанинец.

Целью экспедиции не было покорение Северного полюса, до Папанина это сделали другие (Руаль Амундсен, Ричард Берд, Умберто Нобиле). Правительство ставило задачу организации судоходства вдоль северной границы государства. Но арктический путь был еще недостаточно изучен. Научная экспедиция, организованная прямо на льдине, должна была дать ответы на многие вопросы о природе Арктики. Так ли она была нужна? Собственно говоря, папанинская льдина проделала почти тот же путь, что и корабль Фритьофа Нансена «Фрам» (1893–1896), который специально был вморожен в дрейфующий лед, чтобы проследить его движение в высоких широтах Арктики. Правда, дрейф Нансена начался от Новосибирских островов, а не на Северном полюсе. И там велся только минимум научных наблюдений – команда из-за безделья и скученности скоро впала в депрессию.

Папанинцы за подъемом флага на дрейфующей станции СП-1 (06.06.1937)

Папанинская палатка, июнь 1937 год.

Полярные исследователи Пётр Ширшов и Иван Папанин
укладывают на нарты имущество жилого домика
на дрейфующей станции «СП-1». 1937 год

Радиограмма со льдины 04.02.1938. Их спасут через две недели.

Папанинцы спасены ледоколами «Мурман» и «Таймыр» (19.02.1938)

Папанинцев высадили на очень большое ледяное поле размером в несколько квадратных километров, а когда снимали с него, то льдина была не больше волейбольной площадки, и она вся была покрыта водой. Через 274 дня дрейфа этот обломок вынесло течением в Гренландское море. Льдина проплыла более 2 100 км. Ледокольные пароходы «Таймыр» и «Мурман» сняли зимовщиков в начале 1938 года в нескольких десятках километров от берегов Гренландии.

Путь папанинцев в Москву был не прост. В то время, когда их спасли буквально в последние дни или даже часы, там шел «третий московский процесс» против правотроцкистского блока (Бухарина, Рыкова, Ягоды и других). Папанинцев доставили в Москву кружным путем только после окончания этого, последнего открытого процесса и казни большинства осужденных. Зато потом из возвращения папанинцев был устроен грандиозный праздник. В Москве их встречали так, как потом встречали вернувшегося из космического полета первого космонавта Юрия Гагарина. На кремлевском приеме в их честь Сталин прилюдно отчитал начальника Главсевморпути О.Ю. Шмидта за нерасторопность (и сразу же все от него шарахнулись – Шмидт остался один в центре широкого круга повернувшихся к нему спиной людей) – папанинцы реально могли погибнуть, оставаясь на осколке своей льдины, которая продолжала таять и уменьшаться в размерах. И тогда праздник после казней мог не состояться.

Папанину и Кренкелю были присвоены (без защиты) звания докторов географических наук. Научным работникам Федорову и Ширшову в свое время были присвоены академические звания членов-корреспондентов, а потом и академиков. Вся четверка была назначена на высокие государственные посты. Папанин стал первым заместителем начальника Главсевморпути, а потом сменил Шмидта на посту начальника службы (Шмидт перешел на работу в Академию наук).

В сферу ответственности Главсевморпути, помимо морской трассы, входили полярные станции, порты, поселки, склады, ледоколы, были свой флот, полярная авиация, радио-, метео- и аэрологические станции, научные подразделения (Арктический НИИ в Ленинграде, геологические партии, проектные организации), гидрографические и навигационные службы, ледовый патруль, судоверфи, угольные копи, учебные заведения, оленеводческие совхозы, торговые конторы и многое другое. Не подчинялись только лагеря ГУЛАГа. В Сибири зона ответственности этой службы спускалась на юг до самого Красноярска! И все это было направлено на одну цель: обеспечить работу Северного морского пути, перевозку по нему грузов. И «хозяином» всего этого стал наш герой.

В 1938 – начале 1939 гг. кадровый состав Главсевморпути подвергался систематическому разгрому органами НКВД. Расстреливали кочегаров, матросов, штурманов и капитанов, ученых, радистов, начальников разного уровня от заместителей Папанина до начальствующего состава краевых управлений и их подчиненных. Когда смотришь на списки расстрелянных, опубликованные в книге «Враги народа за полярным кругом» (2010), то невольно приходит сравнение с зачисткой Крыма. В конце 1939 г. кое-кого выпустили, но не многих (многие просто не дожили). Папанин был человек отзывчивый. Он не отказывал людям в просьбах достать редкое лекарство или подписать прошение о выделении жилья, и так далее. Но однажды он обратился к Сталину с просьбой об одном своем арестованном товарище. А тот ответил: «Ваня, не лезь в это дело, а то сам пропадешь». Не все были такими отзывчивыми, как Папанин.

Как начальник Главсевморпути, Папанин принимал участие в ряде арктических операций, в том числе, в спасении из ледового плена судна «Георгий Седов» капитана Бадигина (январь 1940 г.), за что первым в стране повторно получил звание Героя Советского Союза. Сталин к нему благоволил. В 1940 году, в ходе подготовки к решительному наступлению Красной Армии на финском фронте, получил мандат Уполномоченного Совнаркома по перевозкам на Белом море, и с задачей успешно справился. А с началом Великой Отечественной войны снова был назначен Уполномоченным теперь уже Госкомитета Обороны (ГОКО) по перевозкам на Белом море (фактически на всем Севере от Мурманска до Камчатки) – отвечал за приемку грузов по ленд-лизу и как начальник Главсевморпути, по-прежнему, был ответственен за всё, что происходило в Арктике и на море, и на суше. После войны, как и другие папанинцы, был смещен Сталиным со всех высоких государственных постов и отправлен на пенсию.

Работу в качестве начальника Главсевморпути и Уполномоченного ГОКО Папанин, конечно, тоже описал в своей официальной автобиографии «Лед и пламень». Во время войны это была бесконечная «гонка со временем», когда нужно было принимать караваны ленд-лизовских судов, находить массу инженерных решений для выгрузки тяжелой военной техники, немедленно всё отправлять на фронт, изыскивать трудовые ресурсы и специалистов, восстанавливать Мурманский – единственный незамерзающий – порт, «разгребать» завалы грузов, скопившихся в портах на трассе Севморпути, и так далее.

Но очень мало найдется воспоминаний, в которых эта работа описана «со стороны» и где раскрыты личные качества Папанина. Командующий Северным флотом адмирал А.Г. Головко в своей автобиографической книге «Вместе с флотом» (1984) неодобрительно отозвался о непоследовательных действиях Папанина. Тот, то выделял флоту ледоколы, то отбирал их для своих нужд, командующему не подчинялся, все свои вопросы решал непосредственно с Кремлем (как и полагалось человеку, лично ответственному перед Сталиным). В общем, по мнению Головко, Северному флоту он скорее мешал, чем помогал. Примечательные эпизоды можно найти в воспоминаниях А.А. Афанасьева «На гребне волны и в пучинах сталинизма» (2003). И еще – в мемуарах И.А. Серова «Записки из чемодана» (2017). И Афанасьев, и Серов добавляют несколько ярких штрихов в официальный портрет Папанина.

Встреча папанинцев в Москве 17.03.1938

Вот они – герои-папанинцы: Ширшов, Кренкель, Федоров, Папанин

Рассказ Афанасьева

Сначала о нём. А.А. Афанасьев (1903–1991) прошел длинный путь от матроса на Балтике, участвовавшего в подавлении кронштадтского восстания, до Министра морского флота. Во время войны был Уполномоченным ГОКО по ленд-лизовским перевозкам на Тихом океане. В 1942 году стал заместителем Наркома морского флота СССР, а в 1946 году еще и начальником Главсевморпути. В 1948 году Афанасьев – Министр морского флота СССР (вместо снятого с этой должности П.П. Ширшова). Меньше чем через месяц после назначения он был арестован и осуждён к 20 годам исправительно-трудовых лагерей. Афанасьев позволил себе публично возразить Сталину по поводу выбранного лично им неудачного места для строительства нового порта в устье Оби, на мелководье (в тех же местах, но выше по течению Оби, где не так мелко, теперь построен порт Сабетта и газовый терминал). В 1952 году был досрочно выпущен из лагеря, его знания вновь понадобились – он, расконвоированный, но еще не реабилитированный, был назначен начальником порта Дудинка в Красноярском крае, на правом берегу Енисея (неподалеку шло строительство Норильского никелевого комбината, где, кстати, тогда работали три сестры Сузюмовы: инженер-геолог Надежда и делопроизводители Мария и Тамара). После смерти Сталина Афанасьев был полностью реабилитирован и назначен начальником всего портового хозяйства Министерства морского флота, затем стал заместителем Министра морского флота, а через два года еще и начальником Главсевморпути. Его воспоминания «На гребне волны...», написанные уже в годы «перестройки и гласности» – редкий пример достаточно откровенного описания событий, происходивших в кремлевских кабинетах, на Лубянке и в ГУЛАГе. И пример того, насколько невероятно централизированной была система управления страной, но и как четко под давлением страха она работала. А кто не обеспечивал требуемой четкости – выбывал надолго или даже навсегда.

Их пути с Папаниным неоднократно пересекались. Афанасьев был хорошо образован, говорил на двух иностранных языках – французском и немецком, много читал. Учился в Ленинградском высшем морском училище. Вероятно, он в душе недолюбливал выскочку-Папанина, о чем говорит следующий эпизод из его книги.

«В 22 часа 31 декабря 1942 года неожиданно позвонил помощник Сталина Поскребышев – «Зайдите ко мне» (это был условный знак того, что вызывает Сталин). В приемной встретил Папанина, который тоже был Уполномоченным ГОКО по ленд-лизу. Папанин был для всех нас, конечно, национальным героем. Он был остер на язык, как говорят, за словом в карман не лазил, любил шутки и гордился своей популярностью в народе. Разве что одно: стоило ему открыть рот – и сразу чувствовалось, что он не в ладах с русским языком. Матрос революции, контр-адмирал, доктор географических наук. Всё ему легко давалось. Каждый юбилейный год Правительство награждало Папанина Орденом Ленина. Он был в фаворе, любим, но к образованию не стремился, упивался славой. Папанин громко приветствовал Сталина и всех присутвовавших, поздравил с Новым Годом... Сталин пригласил всех нас сесть. Папанин незаметно толкнул меня в бок – уступил дорогу, предпочитая под возможный удар первым себя не подставлять… После вопроса о награждении орденами и медалями моряков Папанин начал настоятельно просить Сталина наградить портовых рабочих Мурманска и Архангельска, напряженно работающих, не обращающих внимания на холод и бомбежки».

Кстати, это Афанасьев, как пишет он сам, добился того, что в мурманском порту отменили воздушние тревоги – портовые рабочие, как и матросы торговых судов, должны были для ускорения разгрузки работать даже при атаках фашистской авиации. Между прочим, прямым попаданием была разрушена времянка – вынесенный в порт, поближе к причалам, штаб Папанина. К счастью, там никого не было – штабные работники были на судах.

Афанасьев продолжает: «Папанин подходил то слева, то справа к Сталину. Тот отмахивался от него рукой. Как избалованный ребенок у матери, Папанин, зная, что, как правило, ему никто не отказывает, добивался своего... Без 10 минут полночь Сталин сказал: «Вот и Новый Год приближается – пошли встречать!» – кивнул Ворошилову и Микояну, и в хорошем настроении удалился, махнув нам рукой… Мы опаздывали на встречу Нового Года, и здорово. Ехать нужно было далеко, на дачу Ширшова. Мела снежная пурга… машина Папанина неожиданно съехала с дороги в кювет. За ней последовала и моя машина… Прибыли мы на дачу только в пять утра... Несмотря на просьбы хозяйки, за стол никто не садился, так как Герои Советского Союза Ширшов, Федоров и Кренкель без своего руководителя Папанина занять места за столом напрочь отказывались... Наши жены и другие гости прислушивались к каждому шороху, боялись задать вопрос: а вернемся ли мы от Сталина?.. Каждый из нас в те далекие времена предпочитал быть предельно осмотрительным и осторожным, чтобы не давать ни малейшего сомнения в своей благонадежности. В стране завелась плесень, появились тысячи добровольных осведомителей, доносчиков...»

И еще: «Среднего роста, плотный, как говорят, литой, Папанин входил в кремлевские приемные с улыбкой и острой шуткой. Этакий русский мужичок с веселыми, хитренькими глазками… Докладывая о ходе перевозок, всегда проявлял заботу о людях, о портовых рабочих, солдатах и матросах, попросит или увеличить питание, или заменить спецодежду, или наградить работников Крайнего Севера... Микоян (курировавший Главсевморпуть как член ГОКО – прим. авторов) часто отмахивался от его просьб (поскольку приоритет был фронту), но Папанин как ни в чем ни бывало уверенно продолжал доклад, а в конце снова возвращался к своим просьбам». Часто этот маневр срабатывал.

Закончилась война. Сталин назначил Афанасьева в Тройственную комиссию по репарациям – он должен был делить с американцами и англичанами трофеи: торговый и рыбопромысловый флот. Нужно было немедленно вылетать в Берлин. Вместе с женой они приехали домой собираться. «Приехав домой, мы были поражены. Наши дочки бегали по квартире, держа в руках красивых мороженых неощипанных фазанов. – Кто вам их дал? – Дедушка Ваня... Он приезжал и передал целый мешок замороженных фазанов... Я тут же позвонил Папанину. – Откуда они у тебя? – На Кавказе охотился. Шесть колхозов моего имени стреляли фазанов, вот привез, развожу своим друзьям, товарищам… – А Мехлиса ты не боишься (это был всевластный и беспощадный министр госконтроля СССР – прим. авторов)? Он как следует тебе всыплет, – шутя сказал я. – Нет, не боюсь, Папанину еще никто не всыпал!..» Афанасьев далее пишет: «Забегая вперед скажу, что номер этот ему дорого обошелся, всыпали, да еще как!»

Афанасьев описывает манеру, в которой работал начальник Главсевморпути Папанин. «Однажды я присутствовал при докладе его заместителя, ответственного за снабжение. – Плохо с отгрузкой цемента, заводы не выполняют план, а это может задержать выход судов в Арктику... Папанин тут же снял трубку ВЧ – «Сестричка, дорогая, соедини меня с Новороссийском. Но предварительно узнай имя-отчество главного диспетчера Новороссийского цементного завода и позвони мне. Поняла? Умница, спасибо, дорогая». Дальше состоялся такой диалог: «Браток, что же ты меня подводишь и всех полярников ставишь в тяжелейшие условия, не отгружаешь цемент в Арктику? Кто говорит? Папанин. – Какой Папанин? Откуда? – Из Москвы. Дважды Герой Советского Союза, депутат Верховного Совета. Слышал о таком? – Я немедленно приму все меры, товарищ Папанин, только помогите с вагончиками! – Как только цемент отгрузишь, позвони мне, дорогой. Обязательно позвони, жду!»

Такой же разговор состоялся и с начальником товарной станции – не с начальником железной дороги, а с тем, кто непосредственно подает на завод вагоны. И опять ласковый голос Папанина: «Браток, дорогой, вагончики подай под цемент для Арктикснаба… И мне позвони, жду. А будешь в Москве – обязательно зайди». Так Папанин, вроде бы без усилий, решал труднейшие вопросы послевоенного снабжения, когда абсолютно всё было в дефиците. «Не скрою – пишет Афанасьев – я завидовал тогда популярности и личному авторитету национального героя. Но в то же время прекрасно понимал: что можно ему, то нам не положено… И вот такого человека снимают, а на его место назначают меня».

Загадка миссии Серова

И.А. Серов (1905–1990), молодой командир-артиллерист, после окончания Академии им. Фрунзе в 1939 году, сразу после ареста наркома НКВД Ежова и «зачистки» его команды, был направлен не в армию, а на работу в «органы». В результате кадрового «голода» в НКВД, а также благодаря личным волевым качествам, его карьера развивалась стремительно. Он становится зам. начальника Главного управления рабоче-крестьянской милиции НКВД, а спустя неделю – начальником всей милиции страны. Через 5 месяцев его назначают начальником секретно-политического отдела НКВД (тайной полиции), а уже осенью отправляют на Украину республиканским Наркомом внутренних дел, где он работает вместе с Н.С. Хрущевым и Г.К. Жуковым. Меньше чем за год он прошел путь от майора артиллерии до комиссара госбезопасности 3-го ранга (три ромба в петлице, по-армейскому – комкор, генерал-лейтенант), вершителя миллионов судеб. Затем стал комиссаром 3-го ранга, заместителем Наркома внутренних дел СССР, потом руководил КГБ, затем – ГРУ (армейской разведки), был генералом армии.

Современные исследователи, в своем большинстве, представляют его палачом-сталинистом, способным лишь на жестокие расправы. Однако, список его дел говорит и о другом – это был успешный контрразведчик, не боявшийся непосредственного участия в боевых действиях: до войны – на присоединенных в 1939/40 годах территориях восточной Польши с преимущественно украинским и белорусским населением, которые вливались в состав Украины и Белоруссии, в румынской Бессарабии, ставшей Молдавией, в войну – на Кавказе, после нее – в ходе «советизации» Восточной Европы и подавления сопротивления. Руководил операциями по переселению «неблагонадежных» народов, но и был одним из инициаторов пересмотра дел и освобождения жертв сталинских репрессий.

Наиболее важные события он записывал в своих секретных дневниках – делал это вплоть до своего увольнения в запас в 1965 году, понижения в звании до генерал-майора, лишения звезды Героя и исключения из КПСС, что считал несправедливым. Дневники и подготовленная на их основе, уже после увольнения в запас, рукопись несостоявшейся тогда книги, были обнаружены через 25 лет после его смерти, они хранились в двух чемоданах, замурованных в стене дачного гаража, были найдены случайно во время ремонтных работ и, наконец, опубликованы в 2017 году.

В рукописи Серов рассказывает об одном из своих расследований (дальше цитируется по указанной выше книге). Было это в мае 1942 года, поездка была связана с разгромом ленд-лизовского каравана с военным грузом (заметим, что страдали многие караваны, но он выехал на разбирательство только одного случая). Серов пишет: «Утром, разбирая почту, я увидел шифровку Уполномоченного ГОКО по ленд-лизу Папанина И.Д., в которой он докладывал, что караван судов, шедший из США в Архангельск, в Белом море (указывал параллели) подвергся налету немецкой авиации, и 12 кораблей с сотнями танков, самолетов, автомашин и военным снаряжением были потоплены, только один пришел в Молотовск (теперь Северодвинск – прим. авторов). На телеграмме резолюция Сталина: послать на место Серова. Тщательно расследовать и доложить… В Архангельск прилетели нормально. На аэродроме встречал Папанин, который тут же, волнуясь, спросил, какой у меня план. Я сказал, что буду расследовать, как это поручил мне т. Сталин, а потом с результатами ознакомлю… В первый же день я к вечеру вызвал командующего ВВС Архангельской зоны и тщательно разобрался, смогли бы истребители вылететь на помощь американским кораблям. Когда промеряли расстояние от аэродрома до места происшествия в море, то оказалось, что самолетам не хватило бы горючего возвратиться на аэродром. Значит, авиация не могла спасти положение.

На следующий день вызвал моряков, с которыми также по карте разобрался, смогли ли бы они направить быстроходные катера для того, чтобы вызволить из беды корабли. Оказалось, что по их скорости они пришли бы к шапочному разбору. Далее осталось выяснить, почему же американцы, 12 экипажей кораблей, не могли побить немецкие самолёты… оказалось, что у американцев не было намерения вступать в бой с немцами… На следующий день я в УНКВД сел писать об этом шифровку в Москву... Я долго думал, указать или нет, что Папанин в момент, когда получил сигнал бедствия, не обратился за помощью ни к авиаторам, ни к морякам, а потом решил, что раз ни те, ни другие не могли помочь, то не стал писать. Папанину, видимо, наши работники НКВД сообщали, где я и чем занимаюсь, так как в Архангельске он пользовался авторитетом. Когда я уже кончал донесение, мне начальник УНКВД доложил, что И.Д. Папанин ждёт в приёмной. Я его вызвал. Он сразу начал спрашивать, что ему за эту вину будет. Я рассмеялся и подал ему шифровку для прочтения. Когда он закончил, то бросился меня целовать и обнимать, заявив, что я его спас. Конечно, могли бы его наказать… На аэродроме Папанин преподнёс мне спальный мешок на собачьем меху, в котором он, якобы, спал на льдине (в чём я сомневаюсь)».

Спрашивается – а за что наказывать, в чем была вина Папанина? Ее не было. Но такова была практика сталинского времени: надо было найти виновных. Так что Серов действительно спас Папанина от гнева Сталина. Вполне вероятно, что по законам военного времени пострадал бы и весь папанинский штаб. Но обошлось…

Серов не называет номер разгромленного каравана – судя по указанной выше дате (май 1942), это, как мы теперь знаем из открывшихся военных хроник, могли быть караваны PQ-15 или PQ-16. В Белом море было, якобы, потоплено 12 судов. Но оба майских каравана были весьма успешными: PQ-15 из 25 судов потерял только три (остальные пришли в Мурманск 5 мая), а PQ-16 – семь судов, одно вернулось, остальные 27 достигли Мурманска и Архангельска 30 мая. По немецким источникам, наиболее мощной была авиационная атака 27 мая на PQ-16, в которой участвовал 101 «Юнкерс-88», т. е. вся 30-я немецкая эскадра, базировавшаяся на севере Норвегии. В результате ими было потоплено 4 транспорта, а несколько судов было повреждено. При этом немцы потеряли 8 самолетов. И в хрониках не значатся 12 американских судов, потопленных немцами в Белом море в мае 1942 года.

Высока вероятность того, что Серов в целях сохранения секретности исказил задачу и географию своего расследования. Большинство судов весной-летом 1942 года приходили в Мурманск (с 1942 г. более половины судов в составе конвоев были американскими). И штаб Папанина находился там же, по крайней мере, до середины 1942 года, когда в августе мурманский порт был разгромлен немецкой авиацией. Но 30 апреля в 187 милях (по другим источникам – в 250 милях) к северу от Мурманска был торпедирован немецкой подводной лодкой легкий британский крейсер «Эдинбург», который шел во главе конвоя QP-11 и вез в своих трюмах в Великобританию, в уплату ленд-лизовских поставок, 465 золотых слитков общим весом в пять с половиной тонн. Может быть, расследование Серова было связано именно с этой потерей? Командирование на место событий замнаркома НКВД было бы в этом случае понятным. Перевозка золота была и долго оставалась операцией сверхсекретной, место гибели крейсера тоже было у нас засекречено (да и плохо известно), и возможно для конспирации он и в рукописи, которую писал, когда все эти сведения оставались секретными, исказил географию и содержание событий, не доверив правду бумаге (золото со дна моря подняли двумя партиями в 1981 и 1986 гг.). А немецкая авиация в том бою, вообще, не участвовала из-за снежных завесов. Добивали «Эдинбург» немецкие эсминцы, а окончательно затопили сами англичане, чтобы золото не досталось врагу. Впрочем, замнаркома мог прилететь и в Архангельск, как место более безопасное, и Папанин мог туда к нему прилететь из прифронтового Мурманска. А с картами и расчетом расстояний, вообще, можно было бы поработать в Москве. Но поездка нужна была в связи с чем-то очень важным, и этим важным могло быть утраченное золото.

По поводу отказа защищать свои подбитые суда, нужно сказать следующее. У иностранцев имелась инструкция британского адмиралтейства, исходившая из того, что жизни моряков важнее материальных ценностей. Они полагали, что набрать и обучить экипаж труднее, чем построить новый корабль. А немцы давали возможность иностраным экипажам уйти на спасательных шлюпках – они расстреливали только наших моряков. Советские моряки, напротив, сражались за живучесть своих судов до последнего и часто побеждали.