ВЫШЛА НОВАЯ КНИГА ВЛАДИМИРА УСЕЙНОВА


с воспоминаниями 1950–1970-х гг. о Пензе и пензяках



ПРЕДИСЛОВИЕ

Отец мой в то давнее время служил главным архитектором нашего славного города. Попал он в него по направлению из столицы. Выдали ему с семьёй временную квартиру с печным отоплением без всяких удобств на третьем этаже дома дореволюционной постройки, правда, в центре города, в которой он тихо и мирно скончался через каких-то двадцать лет.

А мог бы папа этот не самый худший период своей жизни прожить в более интересном городе, чем Пенза, потому как в столице предложили ему на выбор ещё два города: Одессу и Новосибирск. Заканчивался 1946 год. Последнее слово было за мамой и она, ссылаясь на переписку со своей дальней знакомой из Пензы, твёрдо сказала – «Только Пенза, её не бомбили!». Это обстоятельство не помешало ей долгое время оставаться грязной и чёрной провинциальной дырой.

Квартира наша, со слов мамы, представляла собой ужасное зрелище: входная дверь, тамбур в полтора метра шириной и дальше одна огромная комната размером с баскетбольную площадку. Сходство с ней усиливал высоченный, больше 4-х метров, потолок, украшенный безвкусной, но массивной лепниной. По стенам и потолку, с еле заметными следами побелки, затейливо вилась наружная электропроводка на блестящих, как ёлочные игрушки, фарфоровых роликах-изоляторах. Из противоположной входу стены выступал, с претензией на изящество, покрытый жёлтой глазурью камин, почему-то с отверстием для дров сбоку, а не по центру. У правой от входа стены и немного вглубь стояла обыкновенная печь с чугунными конфорками, духовкой и шестком, на которой можно было готовить. В углу у печки высилась огромная, почти до потолка, груда земли, строительного и бытового мусора, в которой копошилось, всё в лохмотьях, живое существо неопределённого пола. Куда оно потом, после уборки мусора, подевалось, родители нам не уточнили. Полы были из некрашеных досок неимоверной толщины, рассчитанных на долговременное выскабливание их ножом при мытье. Из мебели было всего четыре предмета, которые как нельзя, кстати, подчёркивали спартанский вид и дух квартиры: огромный канцелярский стол, похожий на бильярдный, также покрытый зелёным, изъеденным молью, сукном, но без бортов. Односпальная канцелярская кушетка из коридора присутственных мест, обитая чёрным дерматином и с одним откидным валиком. А также два кокетливо изогнутых жёстких стула, которые из-за древности нельзя было идентифицировать ни с одним из известных по стилю представителей их семейства, тоже списанных из какой-нибудь канцелярии. Жили мы, по рассказам мамы, и как я сейчас понимаю, на первых порах очень весело, и от безудержного веселья меня спасало, наверное, моё крайнее малолетство: по приезде в Пензу мне стукнуло аж три месяца. Спали мы так: я с отцом на шикарном столе, мама со старшей сестрой девяти лет на полужёсткой кушетке.

<…>


Это Двор Моего Детства!
Фото сделано из арки-тоннеля с ул. Московской. Прямо на фото – основной четырёхэтажный дом дореволюционного фотографа
И.П. Вакуленко, слева – каретники и сараи с голубятней на крыше. Справа (плохо видно) – жилое трёхэтажное здание,
на третьем этаже которого я и прожил первую и, вероятно, лучшую треть своей жизни.
Фото сделано после пожара 1972 года (из архива моего друга И.С. Шишкина)



ДВОР

Посвящается моему другу Игорю Шишкину

 Попробую описать существо, которое регулярно появлялось в нашем дворе, чаще по выходным. Большой, мешковатый мужчина лет под 50 и вечно нетрезвый. Звали его Михаил Петрович или, как он сам представлялся, Михал Петхгов. Картавил сильно. Раньше он жил в нашем дворе. Потом переехал, но тянуло в родные пенаты. Не успев ввалиться в наш маленький и уютный дворик, он, поймав игравших в нём пацанов и держа ладонь в полуметре над землёй, назидательно говорил:

– Эх, засхганцы! Я Вас во-о-т такими знал!

Спорить было трудно. Ходил он в гости к легендарному в нашем дворе Василию Сафронову – вечному грузчику и пьянице. Ни разу не видел я дядю Васю упавшего от алкоголя, но и трезвым не видел никогда.

И вот в очень жаркий и засушливый 1972 год обыкновенная картошка стала большим дефицитом. Относительно богатый сосед наш Игорь Мамин закупил где-то 10 мешков по умопомрачительной цене: около 30 рублей за мешок, при обычных 7–8. Жаркий воскресный денёк. Свалил Игорёк мешки у входа в подвал. Ласковый голос красивой и любимой жены воркует с балкона:

– Игорёк! Пойдём чаю попьём! Чай готов. Потом снесёшь мешки в подвал.

Расслабился Игорёк. А зря! В это время мимо мешков с картошкой шёл пьяный сильнее обычного Михаил. Тошно ему стало, и присел он в тенёчке на мешки с картошкой. Только он было пристроился, слышит вопрос от проходящего мимо мужика с бидоном молока:

– Эй, мужик! Мешок картошки продашь?

– Неси бутылку водки за 2,87 и забихгай мешок!

Охреневший от такой доброты и дешевизны мужик бросил бидон с молоком и через 5 минут появился с поллитрой «ломовки». Сделка состоялась! Мужик с мешком картошки мгновенно исчез, а Михаил, выпив из горла больше половины бутылки, мирно заснул на оставшихся мешках. Напившийся чаю, подобревший, повеселевший Игорёк спускается к мешкам и видит чудесную картину. На его мешках мерно и беззаботно храпит Миша. Рядом стоит недопитая пол-литра водки. Девять мешков, вместо десяти. Рассвирепевший Игорёк начинает расталкивать и будить Михаила с возгласами:

– Скотина! Где мешок картошки?

– Не знаю! Я её оххганял, – еле ворочая языком, невразумительно отвечает Михаил.

Даже лёгкое избиение Михаила мешка картошки не вернуло. Дорогой получился чаёк у Игорька!

И зимой и летом население нашего дома жило одним цветом. Ударно работали и ударно пили, несмотря на времена года. Зимой пить было сподручнее, как говорят «для сугреву». Летом же давила жара – пьянели быстрее, сильнее и от меньшего количества. Пили всё, что горит – водку и денатурат, одеколоны и лосьоны, клей БФ (Борис Фёдорович), политуру (Полина Ивановна), шеллак и всяческие аптечные настойки на спирту: боярышника, луковую и прочие. Были в этом разнообразном наборе «утончённых» и «изысканных» напитков свои тонкости и нюансы. Например, пить, после определённой обработки, можно было политуру только №13, а шеллак только №7. Остальные номера были смертельны. Бывало в иные тёплые летние вечера милицейский мотоцикл не успеет вывезти в вытрезвитель одного жителя нашего дома, как надо возвращаться за очередным соседом-бузотёром. Так и курсирует весь вечер и ночь, как рейсовый автобус.


Двор дома №7 изнутри с выездом-тоннелем на улицу Московскую. На мотоциклах «Ява» Гена Воробьёв (слева)
и Виктор Поручиков. За мотоциклами – моё крыльцо


Появилась в промтоварных магазинах удивительная и прекрасная новинка: автомат, распыляющий из пульверизатора на головы плохо пахнущих сограждан дешёвый одеколон. Сунул в щель 15-ти копеечную монету и, пожалуйста, – одуряющий запах обеспечен. Наши дворовые «кулибины» сразу начали использовать эти чудесные автоматы не по назначению. На хрена запах от головы, когда мутит, и не знаешь, куда деться от похмельного синдрома. Сунут они монетку, откроют рот и впитывают спасительную влагу. Повторив эту процедуру пять-шесть раз, напиться, конечно, не получится, но похмелиться можно. Несмотря на обилие и разнообразный ассортимент потребляемых крепких суррогатных напитков, население, к удивлению, не хворало и не вымирало, а продолжало жить, плодиться, работать и в ус не дуть. Получается так, что современные горе-коньяки и изысканные водки в подмётки не годятся доперестроечному дешёвому суррогату. Обидно.

Зима. Снежку поднавалило во двор. Завалило почти доверху двери сараев. Дров не достать. Пьяненький Николай, как истинный мужчина и сожитель, вышел во двор с лопатой, чтобы очистить подход к Лизькиному сараю. Свежий воздух, лёгкий морозец, пушистый снежок. Лепота! Не работа, а сплошное удовольствие. В это время возвращается с работы пьяный грузчик Василий Сафронов и видит удивительную и неприятную картину. Николай своей широкой деревянной лопатой загребает снег у двери Лизькиного сарая и аккуратненько сваливает под дверь соседнего сарая, принадлежащего Василию. Коля работает с подъёмом и огоньком, не замечая упёртого в его спину свирепого взгляда Василия. Понаблюдав минуты три за паскудно-воодушевлённой работой соседа, Вася, не проронив ни слова, скрывается в своей квартире на 1-ом этаже. Через минуту, также безмолвно, он появляется на крыльце с колуном в руках. Ноги шире плеч, левая рука на талии, правая опирается о топорище колуна. Ни дать, ни взять римский гладиатор. Заметив рассерженного соседа с красноречивым инструментом в руках, Коля быстренько втыкает лопату в сугроб и моментально испаряется со двора. Такое удовольствие испортили! Василий тяжело разворачивается и вместе с колуном скрывается в своей квартире. Инцидент закончился благополучно – без отрубления головы.

Времена года меняют друг друга положенной чередой. Дети играют в страшно интересные, известные только им одним, игры: «бебешка», «чика», «клёк», «ножичек», «пристеночка», «садовник», «прятки», «кондалы», «самоварчик», «войнушка» и другие. Мужики работают, пьют и забивают «козла». Бабы занимаются детьми и домашним хозяйством. Всем миром 1-го сентября провожают своих первоклашек на первый урок. Иногда всем двором провожают кого-нибудь в последний путь. Бегут годы. Двор живёт своей жизнью. Обыкновенный двор, не хуже и не лучше других. Хотя, нет! Необыкновенный и самый лучший двор во всём мире! Потому что это Двор Моего Детства! Это Мой Двор!

 


«БИТЛОМАНИЯ» В ПЕНЗЕ

Преамбула

 Повальное увлечение молодёжи мини-ансамблями, состоящими из трёх гитар и ударной установки и их модификаций, получившее во всём мире название «битломания», началось в Советском Союзе, и в частности в г. Пензе, в середине 60-х годов прошлого века. Слово «Битлз» было под запретом, считалось идеологически и политически вредным. У нас, в Союзе, это увлечение проходило под собственным названием – Вокально-Инструментальные Ансамбли (ВИА). Как мы говорили в ту пору – «Без ансамбля пою сам-бля».

Конечно, свои бит-группы появлялись не на пустом месте. Высочайшей похвалы заслуживает эстрадный оркестр Валерия Дмитриева, игравший на танцах в ДК им. 40 лет Октября, квинтет Алексея Гундорина, выступавший на танцвечерах в Доме Учителя, а также военный духовой оркестр под управлением Анатолия Набережного, игравший по выходным в ЦПКиО им. В.Г. Белинского. Интересные музыкальные составы сидели и в пензенских ресторанах. Особенно оригинальным по составу был коллектив ресторана «Волга»: фоно, ударные, альт-тромбон и труба. На тромбоне играла пожилая дама, которая была вечно «навеселе» и не начинала играть, пока не пропустит соточку-две, на трубе – великолепный музыкант Лёва Гулиевский. Очень интересное звучание было у этой четвёрки. Отдушиной для страждущих музыки были и гастроли в нашем городе таких прославленных коллективов как джаз-бэнд Олега Лундстрема, симфоджаз Эдди Рознера и других великих музыкантов.

Те, чья молодость пришлась на середину 1970-х, прекрасно помнят, как с мая по октябрь по средам, пятницам, субботам и воскресеньям тысячи молодых жителей города Пензы к девяти часам вечера устремлялись в Центральный Парк Культуры и Отдыха им. В.Г. Белинского. После 23-х часов две людские реки выливались из основных выходов парка и стекали по улицам Садовой (ныне Лермонтова) и Карла Маркса, рассасываясь в центре города. Зрелище было незабываемое. Этот феномен регулярно и в любую погоду повторялся потому, что тысячи поклонников жаждали попасть на танцплощадку ЦПКиО. На ней творили музыкальное волшебство «Искатели» – самая популярная бит-группа Пензы. Не все счастливчики могли попасть на заветную танцплощадку – билеты надо было покупать заранее. Это столпотворение не наблюдалось ни до начала работы «Искателей» на танцах, ни после их ухода с неё.


Ансамбль «Искатели». Слева направо: Орлов И.Ю., Васильев Г.П., Захаров В.Г., Усейнов В.Я., Цимринг Е.Е. 


«Искатели»

Весной 1964 года трое образцово-показательных шалопаев, одержимых музыкой, регулярно встречались для общения и приятного времяпровождения. Вопрос стоял один, вернее два: что взять и где ёпнуть. По первому склонялись чаще всего к «портвешку» за рупь сорок семь. По второму – сезон сараев, этих летних прибежищ пацанов, был уже открыт. Так что долго думать не приходилось. В воздухе разливалось сладостное весеннее томление, чувствовалось приближение лета и больших хороших перемен. Молодые тела и мозги жаждали бурной деятельности, самоутверждения и чего-то большего, чем сладкое ничегонеделанье и удовлетворение плоти. Здесь надо заметить, что один из троицы, Игорь Орлов, сносно бренчал на гитаре и прекрасно пел песни Окуджавы, Вертинского и даже Элвиса Пресли. Второго, Жору Васильева, немного натаскал брать аккорды на гитаре Игорь. Но это были только первые робкие шаги. Третий, Владимир Усейнов, к гитаре никакого отношения не имел. Зато за его плечами было шесть лет занятий в кружке баянистов Дома пионеров под руководством замечательного педагога Владимира Николаевича Дмитриева. Так что он владел азами музыкальной грамотности.

В один из таких приятных дней кто-то, Владимир или Жора предложил: «А давайте создадим ансамбль!». Предложение на удивление быстро было поддержано всей троицей. Предстояло договориться – кто на чём будет играть. Здесь хочется сделать небольшое отступление от темы. Когда создаётся дворовая хоккейная команда, всем хочется быть нападающими и забивать голы. Вся слава у них. С неохотой идут в защитники. И уж совсем не престижно быть вратарём. Он виноват во всех пропущенных шайбах. Тот, кто уверенно катается на коньках, будет нападающим. Кто катается кое-как, будет защитником. И кто совсем плохо стоит на коньках или впервые их одел – будет вратарём. Примерно такая же схема и при распределении ролей в дворовом или школьном музыкальном ансамбле. Каждый хочет быть впереди с гитарой наперевес и обязательно петь. Тогда мало кто из зрителей разбирался, какая у музыканта гитара – ритм, соло или бас. Главное, чтобы был с гитарой, а ещё бы и пел. Роль лидера, руководителя, певца и гитариста, Игоря Орлова, даже не обсуждалась. Георгий стал ритм-гитаристом. Усейнову сказали: «Хочешь быть в ансамбле – садись за барабаны». Владимир согласился, хотя и не знал с какой стороны к ударной установке подходить. Предстояла большая и трудная репетиционная работа.

«Битлз» в это время только начинали своё триумфальное восхождение на европейский и мировой музыкальный олимп. Но скудные кусочки такой притягательной, манящей и волнующей душу музыки просачивались сквозь мощный информационный и идеологический «железный занавес». Сказать, что информации было мало – это ничего не сказать. Информации о западной музыке и музыкантах не было никакой. Был информационный вакуум. Кое-кто из счастливых смельчаков привозил из-за границы виниловые пластинки с новинками рок и поп музыки в изумительных конвертах. Это были настоящие музыкальные сокровища. У Владимира была старенькая трёх-диапазонная радиола «Рекорд», на КВ которой только по ночам свозь страшный скрежет, грохот и вой «глушилок» можно было поймать «Би-Би-Си», «Немецкую волну» или «Голос Америки». На допотопный катушечный магнитофончик удавалось даже кое-что записать. С этим архи-скверным материалом приходилось работать – записывать слова и партитуры инструментов. Надо отдать должное Игорю, он с этой адской работой неплохо справлялся. Репетировали у кого-нибудь дома, чаще у Игоря. Об ударной установке можно было лишь мечтать. Усейнов неистово молотил самодельными палочками по ученической папке из кожзаменителя.

В 1964 году Орлов и Усейнов поступили в Пензенский политехнический институт (ППИ). Там в 1965 году Игорь познакомился со студентом Александром Морозовым и пригласил его в ансамбль бас-гитаристом. Бас-гитары, как инструмента, не было. Из простой акустической гитары стали мастрячить бас-гитару: сняли две нижних самых тонких струны и оставили четыре верхних самых толстых. Прикрутили на гитару под струны обыкновенный пьезокристаллический звукосниматель – получился бас. Вообще с инструментами, а особенно с усилителями и колонками была полнейшая беда. Что-то колупали и делали сами. Приспосабливали усилители и колонки от маломощных радиоприёмников и проигрывателей. Пределом мечтаний была аппаратура для озвучивания кинозалов: ламповый усилитель «УМ-50» и колонки «Кинап». С микрофонами дело обстояло не лучше. Жора работал в те времена корреспондентом в Доме радио и мог брать на репетиции и концерты репортёрские микрофоны «МД-66». Немного помог с инструментами гитарный фанат Володя Попов, привезя нам из Москвы в 1965 году две электронные ленинградские гитары. С нас он и начал свою противоправную по тем временам спекулятивную деятельность.

Концертная деятельность проходила по школам, чаще всего на выпускных вечерах. Выступали в художественном училище, в котором в 1966 году появился ансамбль «Кочевники» с Петром Мордовиным во главе. Стоило нам с нашей доморощенной аппаратурой появиться на сцене и взять первые аккорды, как в зале происходило волнение и начинался ажиотаж. Мне порой казалось, что молодёжь в зале не особенно понимает, что и как поёт бит-группа. Их заводил вид патлатых ребят на сцене, громкая музыка и чёткий тяжёлый ритм. А к этому времени, надо сказать, мы играли немыслимую для Пензы музыку, такую как «Let`s Twist Again» Чаби Чеккера, «Sunny» Джонни Риверса, несколько песен из первых альбомов «Битлз», «Love Potion Number Nine» группы «The Searchers» и много других забойных мелодий. Кстати, мы были первыми, кто познакомил пензенскую публику с творчеством «Битлз». Нам так понравилась музыка группы «The Searchers», что мы назвали свою бит-группу «Искатели», немного исказив перевод оригинала. Название группы хорошо звучит и по-английски: «Зэ Сёчерс». В 1964 году мы несколько раз играли в фойе Пензенского драмтеатра перед спектаклями. И однажды, под выдуманным предлогом, нас прямо из фойе забрали дружинники за исполнение танца «твист» (танец «твист» был запрещён!) В 1966 году в политехе появился студент, который окончил музыкальную школу по классу фортепьяно, и немного сопел на кларнете. Звали его Лёня Розин. Он примкнул к нам в 1966 году. В этом же году у нас с ним была первая профессиональная работа: месяц играли в ресторане «Сура». В этом же году у нас произошла и первая профессиональная студийная запись: в драмтеатре озвучивали спектакль из испанской жизни – исполняли песню «Гренада».

В 1965 году Игорь, а в конце 1966-го Владимир начали работать в проектном институте «Гипромаш». Мы с Игорем сразу же попали в хороший самодеятельный ансамбль института, которым руководил Владимир Романов, окончивший музыкальное училище по классу контрабаса. Прекрасный человек и отличный руководитель. Именно благодаря ему мы стали более профессиональными и серьёзными музыкантами, научились слышать себя и коллег по ансамблю. Первые места в различных районных, городских и областных конкурсах, завоёванных нашим ансамблем, лучшее тому подтверждение. В осенний призыв 1966 года уходит в армию Георгий Васильев, а в марте 1967-го лидер группы Игорь Орлов. С этого времени в группе наступила музыкальная пауза. Усейнов остался работать в «Гипромаше» и играть в институтской самодеятельности.

В 1968 году произошло событие, значение которого трудно переоценить и которое повлияло на всю последующую культурную и общественную жизнь молодёжи нашего города. 21 декабря 1968 года состоялось заседание инициативной группы, на котором был создан первый в Советском Союзе Студенческий клуб «Данко» под эгидой Пензенского горкома комсомола. Президентом клуба стал Юрий Цинговатов, а председателем – Павел Зайдфудим. И первое, что сделал совет клуба – начал подготовку к первому городскому фестивалю вокально-инструментальных ансамблей «Весенние ритмы», который успешно прошёл в начале 1969 года. На нём выступали ВИА «Аврора», «Светляки», «Кочевники», «Чёрное и белое» (впоследствии «Куранты») и ещё несколько групп. Несмотря на малочисленность участников, это событие вызвало огромный интерес и здоровый ажиотаж в среде пензенской молодёжи.

Орлов, вернувшись из армии в 1969 году, продолжил работу в «Гипромаше» и участие в институтском ансамбле. Отслуживший к этому времени Жора Васильев выступил инициатором воссоздания легендарной бит-группы «Искатели». Тем более, что в это время полным ходом шла подготовка ко второму городскому фестивалю ВИА «Весенние ритмы – 70». Мы решили – будем выступать. Тут как раз вовремя развалилась группа «Светляки»: трое её участников ушли во вновь созданную Рафом Губайдуллиным группу «Мираж», а двое – Влад Захаров («Джексон»), гитарист и певец, и Ефим Цимринг (клавишник) – влились в нашу группу. В конце 1969 года группа «Искатели» стала официальным ансамблем клуба «Данко». Тембр голоса Влада удивительно был похож на голос Леннона, а Игоря на голос Маккартни. В таком исполнении песни «Битлз» приобрели необыкновенную схожесть с оригиналом. Всем хорош был Влад Захаров – и голосом, и мягким покладистым характером. Но имел один, на мой взгляд, существенный недостаток: у него напрочь отсутствовало чувство юмора. Бывало, сидим мы на репетиции, ждём опаздывающего Ефима. Влад и говорит мне:

– Хорошо б нам, Володь, усилок «УМ-50» где-нибудь раздобыть. – «УМ»-то хорошо, а два «УМА» лучше, – отвечаю я. – Ну, эт ты загнул! Тут один бы хоть достать! А ты – два!

Игорь куда-то вышел. Ефима всё нет. Я, Жора и Влад разбираемся с одной из песен Влада. Вдруг злоязыкий и подтыристый Жора говорит:

– Влад! Ты эту песню неправильно играешь. Будешь играть, как я тебе скажу.

– Жора! Это моя песня! С какой стати я буду её играть, как ты скажешь?

– А с такой, что с сегодняшнего дня я – руководитель ансамбля и ты будешь играть то, что я тебе скажу!

Входит Орлов. Влад к нему. Крутит пуговку на его пиджаке и гнусавым голосом говорит:

– Эт чё, Игорёк, правда, что с сегодняшнего дня у нас руководитель Жора? Я тогда сегодня же ухожу из группы!

– Успокойся, Влад! Жора туфту гонит и подтыривает над тобой. Всё нормалёк. Я по-прежнему руководитель.

Мы всерьёз впряглись в репетиции, готовясь к фестивалю. Но подготовить конкурсную программу не успели и выступили вне конкурса. Второй городской фестиваль ВИА «Весенние ритмы – 70» прошёл в Пензе с 1 по 3 марта 1970 года в драмтеатре, в ДК им. Кирова и ДК им. Дзержинского. Одна из песен «Битлз» - «Леди Мадонна» в нашем исполнении произвела фурор. Кроме пензенских групп на фестивале выступила очень сильная группа «Бригантина» из Горького под руководством Карла Хваталя. Они очень высоко оценили уровень организации фестиваля и музыкальный уровень участников. Карл Хваталь пригласил наши группы принять участие в Первом городском горьковском фестивале ансамблей гитаристов «Серебряные струны», который должен был пройти в Горьком в конце марта 1970 года.

Мы, несколько музыкантов из Пензы: Михаил Злоцкий, Ефим Цимринг, Александр Казаков, Владимир Усейнов, Александр Забродин и Владимир Поздеев воспользовались приглашением и в конце марта были уже в Горьком. Правда, никто из нас на фестивале не выступал, мы приехали в качестве наблюдателей, но от увиденного и услышанного получили огромное удовольствие и полезный опыт. Разместили нас в гостинице в шестиместных номерах. Я, Казаков и Забродин попали в один номер с тогда уже знаменитым трио «Скоморохи» в составе Александр Градский (гитара, вокал), Игорь Саульский (фоно) и Юрий Фокин (ударные). Хорошо мы с ними побалдели в эти фестивальные дни. Я взял несколько очень полезных уроков у ударника Юрия. «Скоморохи» выступили прекрасно, но особенно нас всех поразило выступление челябинской группы «Ариэль». Все коллективы репетировали перед выступлением, проверяли сцену, аппаратуру, акустику зала. А «Ариэль» без единой репетиции на сцене вышел и как выдал битловскую композицию «Сад осьминога», так мы все и присели с открытыми ртами. Да ещё и со звучанием, как будто поставили пластинку самих «Битлз». Высочайший профессионализм! А ведь «Ариэль» выпустил пластинку русских народных песен в собственной обработке. Вот тебе и народники! Кстати, они и заняли первое место на этом фестивале. Вполне заслуженно.

В 1971 году мы несколько раз записывались в пензенском Доме радио, а в 1973 нас пригласили на запись в пензенскую телестудию, где мы очень удачно выступили. Одну из песен Ефима Цимринга «Дождь» спела замечательная певица Алла Коршунова. К этому времени мы могли уже себе позволить исполнять песни собственного сочинения, например, песню Влада Захарова «Будет ласковый дождь». И это уже была профессиональная работа.

В конце 1970-го начале 1971-го мы стали работать на танцах в только что открывшемся Городском Доме Офицеров (ГДО). Популярность была дикая. Билеты на танцы людям приходилось покупать заранее.

<…>


В марте 1971 года прошёл третий городской фестиваль ВИА «Весенние ритмы – 71», где мы успешно выступили: Игорь Орлов был признан лучшим ритм-гитаристом, а «Искатели» заняли 3-е место. Летом этого же года мы начали работать на танцплощадке Центрального Парка Культуры и Отдыха им. В.Г. Белинского (ЦПКиО). С этого времени так и пошло – летом ЦПКиО, зимой – Дом офицеров, вплоть до 1974 года. С зимы 1975 года вместо ГДО играли в клубе «Южный». К 1974 году состав «Искателей» сильно поменялся: вместо Ефима Цимринга пришёл Юрий Трубиньш, вместо Жоры Васильева – басист Александр Казаков. Также мы приняли в ансамбль духовую секцию: Анатолий Федосов – тромбон, Владимир Ивасюк – труба и Александр Трушин – саксофон. Александр Казаков – изумительный бас-гитарист, прекрасно и тонко чувствующий гармонию и ритм, да ещё и пишущий замечательные песни. Пожалуй, это лучший бас-гитарист, с которым мне довелось играть. Первое отделение парковой программы почти всё состояло из наших собственных песен. Второе – из зарубежных шлягеров на английском языке таких знаменитых исполнителей как «Чикаго», «Кровь, пот и слёзы», «Земля, ветер и огонь», «Битлз», Элвис Пресли, Том Джонс, Э. Хампердинк, Джо Кокер и другие. Такую музыку в Пензе не играл никто. Немудрено, что на наши танцы народ ломился, а билеты надо было покупать заранее. Танцплощадка вмещала по проекту две тысячи человек. В кассах же продавали три тысячи билетов по 50 копеек каждый. Люди стояли как сельди в бочке. Не было свободного места для танцев. Без ложной скромности можно сказать, что мы «кормили» всех работников Парка культуры.

При такой продвинутой экзотической музыке возникали трудности с утверждением репертуара. В те времена власть строго следила за соблюдением норм советской морали, чтобы, не дай Бог, тлетворное влияние западной идеологии не замутило чистый и светлый разум советской молодёжи. На входе каждой официальной танцплощадки должен был висеть утверждённый вышестоящими органами репертуар. У нас он и висел. И в нём всё было чинно и благообразно. Там даже значилось безобидное «Аргентинское танго», вместо которого мы исполняли какую-нибудь западную пакость, вроде «Чикаго» или Элвиса Пресли. Мы должны были утверждать репертуар у первого секретаря обкома ВЛКСМ. В то время им был Борис Зубков. И вот однажды приходим мы всем оркестром на утверждение. А Зубков, просмотрев репертуар, вдруг и говорит: «А что это у вас в списке за «Аргентинское танго» такое? А вы знаете какая политическая обстановка в Аргентине? Может быть, там коммунистов пытают и расстреливают». Мы с готовностью пообещали разобраться с политической обстановкой в Аргентине и, если там всё так плохо, вычеркнуть поганое танго из репертуара, за что получили утверждение репертуара.

Летом 1979 года трое участников ансамбля – Орлов, Усеинов и Трубиньш, которые, по сути, и были остатками «Искателей», ушли работать в новый центральный ресторан города – «Пенза». На этом практически закончилась славная история талантливого и популярного ансамбля «Искатели».

В заключение хотелось бы добавить. К концу 1969-го и в начале 70-х. в Пензе появилось много талантливых и незаурядных ансамблей. Особенно хочется отметить такие группы как «Кочевники» (руководитель Пётр Мордовин), «Куранты» (Вячеслав Удинский), «Мираж» (Рафаил Губайдуллин), «Светляки» (Влад Захаров), «Аэлита» (Михаил Злоцкий), «Мифы» (Михаил Русинов), «Горизонт» (Владимир Абдулов), «Орбита» и другие. И ещё. Благодаря клубу «Данко» и проведённым им музыкальным фестивалям, город Пенза вошёл в пятёрку самых продвинутых музыкальных городов Союза, вместе с такими музыкальными гигантами как Москва, Ленинград, Горький и Челябинск.


Комментарии

Написать отзыв

Примечание: HTML разметка не поддерживается! Используйте обычный текст.