Александр Яхонтов,
переводчик, архивист, журналист

Фото из архива Игоря Шишкина

Отряд чехословаков 1-ого Пензенского революционного полка.
Командир отряда Курц Анатолий Эдуардович (в середине с собакой). Нижний Ломов. 

В ноябре 1918 года лидер левых эсеров Мария Спиридонова обратилась с открытым письмом в ЦК партии большевиков. Ее страстное обличительное послание пронизано величайшим сожалением по поводу того, что распад союза РКП(б) и Партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР) приведет к гибели социалистической революции, обещавшей «лучшее будущее... добро, правду и красоту, ...прекращение всех форм гнета и насилия, ...осуществление братства и равенства на земле».

Осмысление этого документа дает богатейший материал для «оживления» истории страны и в то же время помогает нам в определенной степени понять себя современных. Ведь каждый шаг того времени оказал влияние на жизнь современную.

«Открытое письмо…» можно разбирать буквально по фразам. В частности, в своем послании М.А. Спиридонова обвиняет РКП(б) в разжигании межнациональной розни. Это заявление особенно интересно точной локализацией событий – она ссылается всего на одну единственную губернию – Пензенскую. В архивных фондах того времени, оказывается, можно отыскать массу документов, имеющих непосредственное отношение к данной истории.

Я ЗНАЮ...

М.А. Спиридонова заявляет: «Я знаю о Пензенской губернии». Факта ее пребывания на Пензенской земле краеведы пока не зафиксировали. Но для таких слов есть все основания. К началу 1918 года большевики в губернии значительно уступали по численности эсерам, которые уже давно пустили глубокие корни в крестьянской среде.

По свидетельству другой не менее решительной женщины – Евгении Бош, работавшей в августе-ноябре 1918 года председателем Пензенского губкома РКП(б) – губерния была переполнена эсерами и местные руководители не больно-то охотно с ними боролись. Кстати, в Пензу Евгения Богдановна попала после Украины по направлению Я.М. Свердлова и В.И. Ленина, как она вспоминает, именно для того, чтобы «покончить» с эсерами, развязавшими здесь сеть мятежей и заговоров.

Мария Спиридонова

Евгения Бош (Майш)

Вялость пензенских большевиков в борьбе с левыми эсерами вполне объяснима, так как ряд видных постов в губернском руководстве занимали члены ПЛСР, например – комиссара финансов, председателя коллегии по борьбе с контрреволюцией. Судя по всему, такое сотрудничество не было омрачено большими разногласиями. Можно назвать фамилии многих пензенских большевиков, которые до 1917–1918 годов были эсерами.

Как видим, позиции левых эсеров в губернии были достаточно сильны, они поддерживали хорошие связи с центром. Все это позволяло М.А. Спиридоновой говорить о своей осведомленности в пензенских делах.

Итак, напомним читателю пензенский пассаж из «Открытого письма...»

«Посеяна междунациональная рознь проведением продовольственной диктатуры через немецкую милицию. Отряды немецких военнопленных (интернационалистов, прибавляете вы) действовали наряду с другими реквизиционными отрядами. Я знаю о Пензенской губернии.

...Наши Левые Социалисты-Революционеры разговаривали с десятками этих, поровших крестьян, «интернационалистов». С каким презрением говорили они о глупости русского мужика и о том, что ему нужна палка; и какой дикий шовинизм вызвали эти отряды «интернационалистов» в деревнях – передать трудно».

Прежде чем коснуться сути выдвинутых М.А. Спиридоновой обвинений, следует, очевидно, пояснить, о каких немцах идет речь.

ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ

Империалистическая война оставила в наследство России не только Февраль и Октябрь 1917 года. Примерно пять миллионов иностранцев – военнопленных, беженцев, зарубежных рабочих – такой «подарок» получили большевики от прежних правителей. Заключив Брест-Литовский мирный договор, Совнарком дал надежду этой массе самых обездоленных людей на возвращение домой.

Но тут стали происходить удивительные события. Тысячи военнопленных ДОБРОВОЛЬНО принимают решение временно задержаться в революционной России, чтобы помочь утвердиться новой власти в стране, которую они считали «очагом», «оплотом», «предтечей» мировой революции. Вот факт, который нельзя вычеркнуть из истории: четырьмя постановлениями Пензенского губисполкома за период с 28 мая по 16 июля 1918 года были приняты в советское гражданство 403 иностранца. Чтобы по достоинству оценить их решение, следует вспомнить, что это было реакцией иностранцев на одно из требований Брест-Литовского договора: в Красной Армии должны служить только граждане России.

По моим подсчетам, в это время в губернии находилось не менее 11 тысяч австро-германских пленных. Кроме того, на 13 июня 1918 года в губернии проживали 34 667 беженцев (официально зарегистрированных), до 10 тысяч рабочих эвакуированных из западных районов страны заводов, ожидалось возвращение из-за рубежа тысяч русских пленных. Пензенское руководство слало в центр панические телеграммы: что делать с этой плохо управляемой массой людей? Да и многие учреждения Советской власти в губернии, по свидетельству заместителя наркома внутренних дел, в это время практически бездействовали.

Согласился бы кто из нас, пусть даже за красноармейский паек, отказаться от возможности наконец-то (!) вырваться из голодного, грязного, тифозного, опостылевшего за несколько лет плена? К тому же, не исключая возможности погибнуть? Ведь именно в этот период, 28–29 мая 1918 года, во время обороны Пензы от восставших чешских легионеров примерно половину погибших защитников города – более сотни человек – составили «красные» немцы, чехи, венгры, хорваты...

С какими мыслями они шли под пули в чужой стране за чужую революцию?
Вот характерный пассаж из статьи интернационалиста Генриха Обштеттера,
помещенной 2 апреля 1918 года в Пензенской газете Weltbefreiung
(«Освобождение мира»):

«Сегодня, когда русская революция идет впереди как светоч наших интересов, сегодня, когда она нам показала, что пришел важный момент для угнетенного мира, что можно стряхнуть с себя цепи, чувствуем также и мы, что мы должны собраться вокруг Красного знамени» (авторизованный перевод Г. Обштеттера).

А вот как вспоминает об этом периоде своей жизни австрийский интернационалист Эрвин Друккер:

«Свою работу в Советской России я начал еще будучи военнопленным, заранее зная, что теми шпионами, которые находились между нами, военнопленными, каждое мое выступление и на собраниях военнопленных, и в газете, и на съездах Советов будет передано по возвращению (на родину, – А.Я.) «начальству». Мог бы представить много сведений и вырезки из газет, которые говорят о моей работе, будучи военнопленным и о результате – мое осуждение в Венгрии за дезертирство».

Архивная справка

В Пензе, как и в других местах крупного сосредоточения пленных, функционировал целый набор организаций, олицетворявший для иностранцев свою «домашнюю» власть: германская, австро-венгерская и шведская миссии, бюро датского королевского генконсульства, регентский совет Королевства Польского и даже вице-консульство Украинской Державы. Все они не только занимались вопросами репатриации сограждан, но и собирали данные об умонастроениях своих подданных.

По прошествии столь длительного времени трудно оценивать мотивы, которыми руководствовались интернационалисты, принимая такое серьезное решение в той непростой обстановке. Но будем помнить при этом, что начало века – это тот период истории, когда не волею большевиков, как бы ни переоценивали их роль, рухнули в одночасье наиболее крупные европейские троны. Наши интернационалисты, судя по анкетам, и поныне хранящимся в пензенских архивах, были в основном в возрасте от 20 до 40 лет – том самом, когда более всего тянет на приключения: открывать новые земли, спасать от неверных гроб господень, бороться за счастье всего человечества. Часто при этом, увы, проливалась человеческая кровь.

Вернуться домой или остаться в стране, в которую они попали не по своей воле? Пусть читатель сам оценит, какими мотивами руководствовались интернационалисты, принимая серьезное решение в такой непростой обстановке.

НЕМЕЦКАЯ МИЛИЦИЯ

Итак, военнопленные остались в России с одной целью – вступить в Красную Армию. В энциклопедии Гражданской войны перечисление интернациональных формирований РККА мелким шрифтом занимает полный лист. В этом ряду один из самых крупных на весну 1918 года – 1-й Пензенский Чехословацкий революционный полк. Кроме того, в Пензе был сформирован интернациональный отряд под руководством Славояра Частека. Именно они принимали участие в обороне Пензы от мятежных легионеров. По оценке советских и зарубежных историков, это был самый крупный бой между «красными» и «белыми» чехами за всю Гражданскую войну как по числу участников, так и по количеству жертв с обеих сторон.

В советское время написано немало о том, что происходило на фронтах Гражданской войны. М.А. Спиридонова, пожалуй, первая поведала публично о сражениях на том фронте, что проходил в эти годы через каждую деревню России.

Красноармейцы чехословацкого полка, как самого боеспособного формирования пензенского гарнизона, использовались для подавления кулацкого мятежа в городе Кузнецке Саратовской губернии и в самом Саратове. 06 этом свидетельствуют приказ по полку от 19 мая 1918 года и выходившая в Пензе венгерская газета Világszabadság (Вилагсабадшаг, «Мировая свобода»).

В том же приказе говорится, что часть снятых с довольствия бойцов полка выбыла в город Нижний Ломов Пензенской губернии. Так в нашей истории появляется отряд «немецкой милиции». В списках личного состава 21 отдельного стрелкового батальона губчека среди русских, латышских, украинских фамилий можно насчитать не один десяток иностранных. По нашим подсчетам, в 1918–1921 годах через него прошли не менее 200 граждан бывших Германской и Австро-Венгерской империй. Документально можно подтвердить их направление в составе отрядов батальона в «служебную командировку» в деревни Чернецовка, Лунино, Грабово, Елизаветинскую волость, а также Чембар, Мокшан и станцию Калач Воронежской губернии. Но это уже после обращения Спиридоновой. А на тот момент нижнеломовский отряд – единственный по составу в чистом виде интернациональный, который удалось выявить за шесть лет поиска в пензенских и центральных архивах. Вот о нем и пойдет речь.

Историческая справка

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона (1897 г.) называет Н-Ломов одним из лучших городов губернии. В нем насчитывалось 1336 жилых домов, два монастыря, две спич. фабрики, 8 кирпичных заводов, колокольный и дрожжевой заводы. В уезде 242 населенных пункта, волостей 22. Из 155 тысяч жителей 144 тысячи – крестьяне. Почва преимущественно черноземная. Главное занятие жителей – хлебопашество.

Иностранцы к тому времени в Н-Ломове были не в диковинку. 30 июля 1918 года из уезда выехали на родину 417 военнопленных. Они увезли с собой воспоминания о том, как батрачили за похлебку и любили местных красавиц. А к середине января 1919 года их оставалось здесь еще 19 человек. И все же прибытие чехословацкого отряда стало, как принято говорить, заметным явлением в жизни уезда.

Военнопленные австрийцы на осушении болот в Леонидовском лесничестве. Фото из архива Игоря Шишкина

Из протокола №81 от 22 мая 1918 года заседания уисполкома нижнеломовского уездного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов:

«§2 по прибытии чехословацких войск местная буржуазия всячески старается посеять рознь между солдатами интернациональной Красной Армии и как видно уже достигла некоторых успехов, вылившуюся в том, что (караульная, – прим. авт.) команда просит совсем удаления чехов. Постановлено считать долгом разъяснить тов. русским, что это на руку врагам революции, но тт. солдаты не будут жертвой провокации, а буде вместе бороться рука об руку против контрреволюции» (стиль и пунктуация оригинала документа сохранены, – прим. авт.).

Неспроста «местная буржуазия» старалась «посеять рознь». Она явно предчувствовала, что чехи прибыли по ее душу.

Справка Н-Ломовского районного совета Всесоюзного общества красногвардейцев
и красных партизан им. В.И. Чапаева (февраль 1933 г.)

«Дана настоящая справка бывш. красногвардейцам-партизанам тов. Гаек Алексею Мартиновичу, Гриль Владимиру Ивановичу, Жабко Алексею Вячеславовичу, Флосман Станиславу Антоновичу в том, что вышеуказанные товарищи служили в городе Пенза в интернациональном отряде в декабре месяце 1917 г. как добровольцы и выехали в феврале месяце 1918 г. в Н-Ломовский уезд КАК КАРАТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД по подавлению восстаний по борьбе с бандитизмом по сбору контрибуций и впоследствии с мая 1918 года держал караул на винзаводе, где в июне месяце 1918 года отстояли завод от наступления банды на винзавод, причем убили одного товарища из отряда. Отряд ликвидирован в ноябре 1918 года.

Бывший командир отряда А. Курц» (стиль и пунктуация оригинала документа сохранены, – прим. авт.).

Архивные источники позволяют несколько скорректировать указанные в справке даты, но приведенных данных не опровергают. Можно лишь добавить, что из уездного центра отряд выезжал в соседние села Верхний Ломов, Старая Толковка, Ворона, Кера, Каменка, Атмис, Аршиновка, Кобяки. Если бы «Открытое письмо...» было опубликовано во времена хрущевской оттепели, то можно было бы наверняка отыскать свидетелей тех рейдов. Теперь же остается верить на слово М.А. Спиридоновой.

 Отряд чехословаков при охране водочного завода, Нижний Ломов, 1918 год. Фото из фондов краеведческого музея г. Нижний Ломов

МЕЖДУНАРОДНАЯ РОЗНЬ

Впрочем, сохранился такой документ.

«Военному комиссару Синицину телефонограмма №5
от 4 сентября 1918 г. Военно-революционного комитета с. Вороны

 По приезду тов Лапина с отрядом кавалеристов и чехов в с. Ворону был избран военнореволюционный комитет, ...который взял власть в свои руки и приступил немедля ни минуты к работе. Во-первых местных делах Вороны; объявлено на осадном положении. Во вторых – издан приказ в 24 часа сдать все имеющиеся оружие, боевыя снаряжения и спирт. В третьих – наложено на село Ворону 2О ООО контрибуции и что приведено в исполнение. В четвертых немедленно приступлено было к массовому обыску и арестам, вызванным на почве в невздаче оружия. В пятых по постановлению военнореволюционнаго комитета и распоряжению тов. Лапина, разстреляно четыре кулака, с 4 на 5 сентября в 1 час ночи, обвиняемых в убийстве в гор. Н-Ломове тов. чеха, которые скрывались в данной местности. 6) 4 сентября был созван волостной сход, на котором докладчиками выступали – тов. Лапин, тов. Папшев, тов. Шилов, на котором объяснялся текущий момент. Настроение среди бедноты бодрое, даже революционное. Заключительное слово сказал тов. Лапин по текущему моменту и по организации Красной Пролетарской Армии, где один из кулаков крикнул: «Застрелить этого мерзавца», который был выступающий тов Лапин, После речи тов. Лапина, по постановлению военно-революционного комитета, этот кулак был разстрелян в 6 час. вечера перед собранием. Собравшиеся на сходе приветствовали эти разстрелы кулаков, где тов.Лапин провозгласил: «Да здравствует, Красный Массовый безпощадный террор». ‘Да здравствует месть за Наших передовых борцов коммунизма тов. Ленина и тов.Урицкого, смерть всем преступникам революции, всем как один буржуазии, ея лакеям и меньшевикам эссерам и кулакам.

В ответ на провозглас, грянуло едино-сплоченное громкое «ура» дальнейшее.

Передана от военно-революционного комитета Воронской волости 5 сентября 1918 года. Передал член военнореволюционнаго комитета тов. Шилов.

Принял: дежурный писарь Маркизов» (стиль и пунктуация оригинала документа сохранены, – прим. авт.).

В тот же день – 5 сентября – в самом Нижнем Ломове «за контрреволюционную агитацию против власти рабоче-крестьянского Правительства и за агитацию среди несознательных масс» расстреляны «бывший Комиссар Временного Правительства, член партии правых социалистов – революционеров В.Н. Милованов, ...бывший кадровый офицер 140 п.з.п. И. Пучков».

Эти документы интересны не только тем, что зафиксировали для нас свидетельства о деятельности отряда. Они связаны с историей, позволяющей представить себе уездную жизнь Нижнего Ломова и роль в ней отряда.

Происшествие, о котором пойдет речь, получило подробное освещение в местной печати. Цитирование статей из трех губернских газет заняло бы слишком много места, поэтому приведем содержание их в изложении.

В августе 1918 года в Н-Ломове проводился сбор артиллеристов и кавалеристов нижнеломовской волости с целью призыва их в Красную Армию. У здания волсовета собрались более двух тысяч человек, среди которых было «много пьяных, кулаков и темных личностей». 3азвучали призывы разгромить винный склад, а затем расправиться с уездным Советом. Возбужденную толпу пытались мирными средствами урезонить уездный комиссар по борьбе с контрреволюцией Акатьев, агитатор Левин и красноармеец-чех Франц Кулганек. Акатьева побили «кольями, палками, ногами» так, что он «потерял сознание и казался мертвым, его бросили как убитого. В этот же момент зверски, выстрелом, кольями и несколькими штыковыми ударами был убит красноармеец-чех... Дикая расправа с чехом тем более жестока и зверска, что он, имея оружие, не действовал им, а предпочитая убеждать словами, не дал ни одного выстрела». После этого человек 200 наиболее распалившихся погромщиков бросились к винзаводу, но там их пыл охладили бойцы чехословацкого отряда.

Похороны Франца Кулганека были «весьма торжественные. Тело убитого провожала громадная толпа горожан... Было произнесено несколько речей. Ораторы указывали на темноту и несознательность масс, жертвой которых пал Франц Кулганэк... Военный комиссар тов. Машенцев от имени красноармейцев поклялся, над могилой павшего, защищать революцию до последней капли крови и жестоко расправиться с контр.революционерами» (что и было исполнено, как мы прочитали, в селе Ворона).

Похороны Кулганека. Фото из архива Игоря Шишкина

Все эти события были весьма непривычны для еще недавно сонного уездного городка, и они не могли не собрать «громадную толпу горожан». И все же, «ненависть», о которой говорит Спиридонова, вряд ли смогла бы вдохновить их прийти к гробу погибшего. Когда иностранец на глазах всей деревни расстреливает односельчанина, это не может не вызвать «дикого шовинизма» (хотя некоторые, если верить телефонограмме, «приветствовали эти разстрелы кулаков»). Но, как мне кажется, об абсолютной межнациональной розни речи быть не может. Ведь многие члены отряда обзавелись семьями в Нижнем Ломове в том же 1918 году, да так и остались в России до конца дней своих. К кому-то смерть пришла в конце 30-х, другие дожили до старости.

Кстати

Комиссар уездной чека Акатьев в той кровавой стычке выжил. Погиб он через три месяца. По приказу секретаря Пензенского губкома РКП(б) Ф.В. Веселовской, прибывшей в Н-Ломов, он был расстрелян за то, что среди ночи устроил пальбу, возвращаясь со свадьбы с группой изрядно подвыпивших местных руководителей. «Тела расстрелянных долгое время валялись неубранными на открытом месте на глазах обывателей» в назидание.

ГЛУПОМУ РУССКОМУ МУЖИКУ НУЖНА ПАЛКА

Возможно, следующий документ не ложится полностью на тезис М.А. Спиридоновой о презрении интернационалистов к русскому мужику, но он, все же, заслуживает внимания.

Из отчета Международной группы при пензенском горкоме РКП(б)
от 17 ноября 1919 года:

«Русский и немецкий пролетариат сходятся только в одном: в воле к освобождению, в подвиге экономической борьбы и стремлении к ее концу: социалистическому переустройству жизни: то-есть во всем, что выражает пролетариат ибо пролетарское мировоззрение не может быть националистическим. Там же, где русский и немецкий рабочий – представители своего народа – они различны. По душевному складу, тимпераменту, условиям жизни, быту и традициям русский и немецкий народ не сходны: в этом несходстве доминирует и исторический фактор» (стиль и пунктуация оригинала документа сохранены, – прим. авт.).

ПЛСР – БРЕСТСКИЙ МИР – РКП(б)

И в заключение – еще несколько документов к одному из обвинений, прозвучавших в «Открытом письме...»: «...передышка – ...задержала на полгода германскую» революцию.

В полемике со всеми левыми – и большевиками и эсерами – по поводу заключения мира с Германией В.И. Ленин, по-моему, более трезво оценивал перспективы мировой революции:

«...заключая мир, мы можем сразу обменяться военнопленными и этим самым мы в Германию перебросим громадную массу людей, видевших нашу революцию на практике; обученные ею, они легче смогут работать над пробуждением ее в Германии» (Полн. собр. соч., т.36, с.318-319).

Левые же эсеры, как известно, надеялись, что толчком к началу мировой революции послужит всеобщий всплеск солидарности западного пролетариата в случае наступления германских войск на Россию и возможного падения РСФСР.

В собрании сочинений В.И. Ленина мы не найдем фразы «Я знаю о Пензенской губернии», но о настроениях масс он был осведомлен не хуже М.А. Спиридоновой. Вот как описывает настроения подопечных комиссар пензенского лагеря военнопленных:

«Могу смело сказать, что товарищи военнопленные Австрии и Германии пропитались насквозь «русской заразой». (...) Империалистическая бойня на многих из них оставила следы свои – у кого рука разбита, ранена нога, много простуженных больных.

Значит этой бойни они долго не забудут (...) Русская же революция дала им неслыханные в мире свободы. Они видели у нас воочию, как боролись, победили и как душат проклятую буржуазию, проклятый капитал русские рабочие и крестьяне.

Значит и этого они долго не забудут. И теперь, когда предстоит отправка их в Австрию и Германию в обмен на наших пленных – остается только радоваться.

Никакие карантины, никто и ничто не вырвет с корнем красной «русской заразы».

И там они поднимут и продолжат начатое русским пролетариатом восстание трудовых масс против своих угнетателей. Я в этом более чем уверен» (стиль и пунктуация оригинала документа сохранены, – прим. авт.).

Наблюдая жизнь своих подопечных, комиссар сделал довольно точный прогноз. Летом 1918 года ряд пензенских газет опубликовали следующее «Письмо из Германии»:

«В редакцию доставлено весьма интересное письмо рабочего из Германии своей семье, проживающей в Н-Ломове, рисующее революционное настроение в Германии. (Помещаем письмо без изменений).

Берлин, I августа 1918 г.

Дорогие мои!

Спешу написать Вам опять. Это письмо я переслал контрабандой, потому что те вещи, которые я Вам написал не пропустит никакая цензура. Во первых я уже поступил на фабрику военного снаряжения. Здесь я и еще некоторые немцы организовали тайный совет рабочих депутатов и мало по малу организуем революцию. Рабочие настроены очень революционно и с минуты на минуту можно ожидать восстания. Меня выбрали председателем, как приехавшего из революционной России и знающего все законы. На улицах уже были демонстрации против буржуев и правительства. Были кровавые стычки с полицией и войсками. В некоторых местах полиция бежала от вооруженных рабочих. Кроме того революция вызывается еще тем, что народ голодает. Хлеба дают 150 грамм в день за 2 марки, масла, мыла и сапог нет нигде. Белый хлеб дается только старикам от 70 лет и рецепту доктора по 200 грамм в неделю. Картофель выдают тоже, как лекарство. А буржуи между тем едят до отвалу, насмехаясь над бедным народом. А я им говорю, что в России рабочему живется после революции очень легко и они готовы итти сейчас же, разорвать Вильгельма и его помещиков. Еще бог даст, что скоро свободная Германия сольется с свободной Россией.

Далее письмо имеет чисто семейный характер. Подпись: Ваш Папа» (стиль и пунктуация оригинала документа сохранены, – прим. авт.).

Вот они те самые «бациллы большевизма», которые, по ленинской оценке, «захватили целиком» страны Центральной Европы.

Читатель, очевидно, обратил внимание, что мы непроизвольно снова оказались в Нижнем Ломове. А посему позвольте предложить Вашему утомленному цитированием вниманию фрагмент еще одного ломовского документа.

Из справки военкома Синицына (в док. речь о событиях лета-осени 1918 г.):

«Нижнеломовская фракция партии коммун.больш. организована в Мае с/г... Работоспособных мало, агитаторов нет среди членов фракции, старых партийных работников нет, все члены молодые, только что вступили в партию даже мало знакомых с программой партии коммун.большев. и поэтому до сего времени только проводили желания эс-эров так что эс-эров было большинство в исполкоме не принимая никаких мер против предательской политики эс-эров» (стиль и пунктуация оригинала документа сохранены, – прим. авт.).

Так чью же волю выполняла «немецкая милиция»? И возможно ли всерьез для 1918 года выделять на уездном уровне в чистом виде «большевиков» и «левых эсеров»?

Вот такая провинциальная история международного масштаба.

PS. Подготовлено на основе архивных материалов, собранных в ходе работы над кандидатской диссертацией по событиям 1918–1921 гг. в Среднем Поволжье.