Моему отцу, начавшему служить Родине с 1935 г., раненому на забытой нами советско-финской войне 12 февраля 1940 г., взятому в плен раненым на Ленинградском направлении 15 сентября 1941 г. и бежавшему из фашистского лагеря 10 апреля 1945 г., – посвящается

Этот материал Вячеслав Николаевич завершить не успел.

Подготовил материал к публикации его младший сын Евгений Карпов.

Кто живет без печали и гнева,
тот не любит Отчизны своей…
Николай Некрасов

В преддверии 75-летия Великой Победы над фашистской чумой хотелось бы вновь поговорить о ее цене, которая сложилась из драматических судеб простых людей уже несуществующей большой страны. Закончившаяся спасительной победой, война была и остается страшной трагедией, и особенно трагичны ее первые годы. Наверное, только настоящий поэт-фронтовик Владимир Харитонов и мог написать в 1975 г., что победа – это «праздник с сединою на висках и радость со слезами на глазах». Однако потребовалось более полувека с момента окончания войны прежде, чем увидел свет Указ Президента РФ Б.Н. Ельцина №857 от 8 июня 1996 г. об объявлении дня начала войны – 22 июня – днем памяти и скорби. Впрочем, для многих из нас эта дата, как и День Победы, всегда имели именно такое значение без оглядки на любые указы. Что бы нам сейчас на голубом глазу ни рассказывали о той страшной войне, практически в каждой семье сохранилась своя правда о беде 75-летней давности. Именно с памяти и скорби, как мне кажется, и нужно начинать восстановление нашей исторической памяти, все еще захороненной в официозе государственного саркофага. Так все же какова она – человеческая цена войны?

По данным Министерства труда на 01 апреля 2019 г., в России осталось 75,5 тыс. ветеранов ВОВ из призванных 34,5 млн., т.е. всего около 0,2%. Для сравнения – в США на конец 2018 г. были живы 496,7 тыс. ветеранов из призванных 16 млн., т.е. 3,1%. Это то, что можно утверждать уверенно. А вот данные о числе погибших, раненых, взятых в плен, пропавших без вести красноармейцах, продолжают оставаться предметом споров. Главная причина этих споров в том, что советской, а позже отчасти и российской власти не слишком была нужна правда о цене победы. В зависимости от воли наших правителей постоянно менялись данные о понесенных потерях. Вот как пишет об этом журналист Павел Гутионтов в своей статье «Победа предъявляет счет»: «Сталин, исходя из недоступных нормальному человеку соображений, лично определил потери СССР в 7 миллионов человек – чуть меньше, нежели потери Германии. Хрущев – в 20 миллионов. При Горбачеве вышла книга, подготовленная Министерством обороны, под редакцией генерала Кривошеева – «Гриф секретности снят», в которой авторы называли и всячески обосновывали эту самую цифру – 27 миллионов. Теперь выясняется, что неправдой была и она...».

Обозреватель имеет ввиду сведения, озвученные 14 февраля 2017 г. в стенах Госдумы на парламентских слушаниях «Патриотическое воспитание граждан России: «Бессмертный полк». В ходе слушаний был представлен доклад депутата от «Единой России», сопредседателя движения «Бессмертный полк» Николая Земцова. Ссылаясь на рассекреченные данные Госплана СССР, Земцов заявил, что безвозвратные потери СССР в результате действия факторов войны составили почти 42 млн. человек! Такую оценку разделяет и российский военный историк, поисковик Игорь Ивлев, считающий, что уже в первое пятилетие после войны советское руководство обладало точными сведениями об истинных размерах потерь, но не сочло возможным раскрыть их народу. Не хотел бы вступать в дискуссию об исторической достоверности этих цифр, но не могу не задаться вопросом: почему из раза в раз нам что-то недоговаривается, и истина открывается так мучительно долго? Возможно ли назвать настоящую цену победы, все время избегая честного и открытого разговора об итогах войны? И ведь, что характерно, такой курс был взят практически сразу после ее окончания.

Еще 09 февраля 1946 г. в конце своей речи на предвыборном собрании Сталин произнес: «Говорят, что победителей не судят, что их не следует критиковать, не следует проверять. Это неверно. Победителей можно и нужно судить, можно и нужно критиковать и проверять. Это полезно не только для дела, но и для самих победителей: меньше будет зазнайства, больше будет скромности». Слова, прозвучавшие как готовность и даже призыв к конструктивной критике советского руководства за допущенные ошибки, на деле обернулись совсем иными решениями. Так, уже в 1948 г. начались первые зачистки советских городов от «позорящих» их облик попрошайничающих инвалидов, которых с фронтов войны вернулось не менее 2,5 млн. человек. Дома-интернаты для них открывались по всей стране. К слову, еще 12 января 1942 г. был открыт Дом инвалидов войны на 600 мест в Мокшане на базе выселенного штрафбата ПриВО. Условия содержания в подобных местах, мягко говоря, оставляли желать много лучшего. Взятый Сталиным курс в полной мере поддержал и Хрущев. Из доклада МВД СССР Президиуму ЦК КПСС от 20 февраля 1954 г. за подписью министра МВД Круглова С.Н.: «…3. Для предотвращения самовольных уходов из домов инвалидов и престарелых лиц, не желающих проживать там, и лишения их возможности заниматься попрошайничеством, часть существующих домов инвалидов и престарелых преобразовать в дома закрытого типа с особым режимом».

Такая послевоенная политика советского руководства коснулась не только инвалидов. С 01 января 1948 г. для орденоносцев были отменены ежемесячные денежные выплаты, а также аннулированы право на бесплатный проезд в транспорте и льготы при оплате жилплощади в домах местных советов. Даже Герои Советского Союза были лишены всех льгот. С этого же 1948 г. на долгих 17 лет День Победы перестал быть красным днем календаря, став обычным рабочим днем (отметим, что и тут Хрущев в полной мере выдержал линию Сталина, невзирая на активное разоблачение культа личности). Неудивительно, что многие фронтовики в то время демонстративно перестали носить ордена. Как неслучайно и то, что в 1966 г. – через год после возвращения Дню Победы его праздничного статуса Л.И. Брежневым – была написана и быстро разлетелась по Союзу песня «Фронтовики, наденьте ордена!».

Репродукция картины художника Геннадия Доброва «Отдых в пути» (1975)

8 мая 1949 г. в берлинском Трептов-парке на центральном советском военном кладбище был открыт знаменитый монумент «Воин-освободитель» скульптора Вучетича. В строительстве мемориала поначалу участвовали военнослужащие спецчастей, но постепенно они были заменены бывшими военнопленными. Уместно ли было использовать для этой работы людей, недавно освобожденных из фашистского рабства? Оставим и этот вопрос без ответа. По-настоящему печалит другое: на плитах, символизирующих солдатские могилы, нет ни одной фамилии похороненных здесь советских воинов, хотя первоначально планировалось установить 300 надгробных плит с именами павших. А ведь потери СССР в Берлинской наступательной операции составили 78291 человек. По официальным данным, на территории только этого мемориала погребены более 7200 советских солдат, при этом 4430 из них не опознаны. Приемлемо ли такое отношение к подвигу так и оставшихся неизвестными героев последней схватки во вражеском логове? А вот имя «вождя народов» запечатлено в камне на главном советском военном кладбище Европы 17 раз. Отметим, правда, что при выборе скульптуры Сталин все-таки отказался от предложения установить скульптуру в его честь в пользу памятника солдату.

С фронтов войны возвращались люди с духом победителей, а отнюдь не с рабской психологией. Думается, что Сталин, а после и Хрущев, во многом опасались победителей, прошагавших Европу и покончивших с фашизмом, как в свое время и русский царь Николай остерегался впитавших дух свободы освободителей Европы от Наполеона. Не могло советское руководство не понимать и того, что у фронтовиков неизбежно будут возникать вопросы о драматических просчетах в подготовке к войне и поистине провальных первых ее месяцах. Как понятно и то, что для больших советских начальников было немыслимо потерять лицо перед союзниками, признав столь огромные потери. Так или иначе, постепенно все стало возвращаться на круги своя. За этапом выдавливания раба вновь наступил этап вдавливания – вечные циклы русской жизни…

Муки плена

По данным военного историка, генерала Григория Кривошеева, в ад фашистских лагерей, в т.ч. в Финляндии и Румынии, попали 4 559 000 советских военнослужащих, а вернулись из них на 1 марта 1946 г. – 1 836 562 человека. Журналист Леонид Млечин в 2018 г. приводил данные германского командования, согласно которым, в плену оказалось 5,24 млн. советских солдат, из которых 3,8 млн. уже в первые месяцы войны. Исходя из этой оценки, численность советских пленных в 1941 г. на полмиллиона превышала численность всей германской армии на Востоке, насчитывавшей 3,3 млн. В Уманском котле в плен попали 103 тыс. советских солдат, в Киевском котле по разным данным от 452 тыс. до 665 тыс., под Брянском и Вязьмой 662 тыс. (эта цифра звучала в ходе Нюрнбергского процесса), под Харьковом от 70 тыс. до 240 тыс. В плену оказались и 500 тыс. военнообязанных, призванных по мобилизации, но захваченных противником по пути в воинские части.

По состоянию на 01 мая 1944 г., бежать из плена смогли более 70 тыс. человек. Всего за годы войны из числа ранее пропавших без вести и бывших в плену вторично были призваны в ряды Красной армии более 1 млн. солдат. По сведениям Управления уполномоченного Совнаркома СССР по делам репатриации, на октябрь 1945 г. было учтено оставшихся в живых 2 016 480 освобожденных советских военнопленных, из них: 1 730 181 – в Германии и других странах, 286 299 – на территории союзных республик, находившихся под оккупацией. По-разному сложилась их судьба. Одни были арестованы и осуждены, другие направлены на шестилетнее спецпоселение, третьи зачислены в рабочие батальоны НКО. Около 300 тыс. военнопленных, по данным на 1 августа 1946 г., были отпущены домой.

Число погибших в плену оценивается разными исследователями от 2,5 до 3,3 млн. человек. Диапазон оценок, спустя 75 лет после окончания войны, остается непозволительно широким, а судьбы огромного числа советских пленных все еще покрытым мраком неизвестности. Электронная база данных о ВОВ, которая делалась под эгидой Министерства обороны РФ в 2007–2015 гг., также не дает нам ясного ответа на эти вопросы. Большая надежда в прояснении хотя бы части солдатских судеб возлагается на соглашение, заключенное в сентябре 2019 г. между германскими и российскими архивными учреждениями. В рамках этого соглашения планируется получить электронные копии документов о советских военнопленных и сформировать поисковую базу данных. Если эта работа не будет брошена с обеих сторон, то есть все шансы восстановить сведения по 500 тыс. советских военнопленных. С российской стороны работы по оцифровке документов и созданию поисковых баз данных выполняет корпорация ЭЛАР. По словам ее президента Сергея Баландюка, судьба около 2 млн. советских военнопленных до сих пор остается неизвестной.

Более 10 тыс. советских военнопленных оказались в британских лагерях к осени 1944 г. после успеха Нормандской операции союзных войск. Преобладали среди них те, кто попал в немецкий плен против своей воли и сполна хлебнул тягот немецких лагерей. Но были и те, кто сознательно перешел на сторону немцев в соответствии со своими антикоммунистическими убеждениями. На этой почве возникали различные инциденты. Например, известен случай, когда в английском лагере Баттервик колонна из 450 советских военнопленных на утреннем построении разделась до кальсон, лишь бы не смешиваться с находившимися в том же лагере власовцами. Многие требовали немедленной отправки на Родину. Первую партию пленных Великобритания отправила в СССР 31 октября 1944 г. из Ливерпуля на транспортном судне «Скифия». Отправке предшествовали длительные переговоры по дипломатическим каналам. В Англии понимали, что многих советских узников дома ждет тяжелая судьба. И все же на встрече Черчилля и Сталина в Москве были достигнуты договоренности, поскольку британское руководство не могло не думать и о судьбе собственных солдат, которым в ближайшие месяцы предстояло быть освобожденным из фашистского плена Красной армией. Транспорты с освобожденными советскими военнопленными шли из разных лагерей еще несколько лет после окончания войны. Однако чем дальше, тем упорнее власти союзников саботировали отправку домой граждан СССР, особенно литовцев, латышей, эстонцев, рожденных в Западной Украине и в Западной Белоруссии. Тот же Черчилль оставил примечательную резолюцию на одном из документов: «Даже если мы пойдем на какой-нибудь компромисс с советским правительством, следует пустить в ход машину всевозможных проволочек. Я думаю, на долю этих людей выпали непосильные испытания». В итоге, по данным историка Г.Ф. Кривошеева, домой не вернулись около 180 тыс. человек. А по оценке МИД СССР 1956 г. – около 250 тыс.

Перевозка советских военнопленных немцами. 1941 год. www.ru.wikipedia.org

Военнопленные, станция Раутярви, 4.8.1941 г. Фото: SA-kuva    www.tampereclub.ru

Вход в газовую камеру в лагере Аушвиц I, где на советских военнопленных испытывали действие Циклона Б.
На заднем плане – здание госпиталя для сотрудников СС. Освенцим, Польша, дата неизвестна.www.encyclopedia.ushmm.org

Суровая необходимость первых месяцев войны вынуждала Ставку принимать поистине драконовские законы в отношении советских военнослужащих. Да и поправки в уголовный кодекс РСФСР 1926 г., внесенные в 1938 г., оказались весьма кстати: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля, влекут за собой высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества» (ст. 193.22). В Советском Союзе не существовало понятия «военнопленный», только – «дезертир», «предатель Родины» и «враг народа». По мнению ответственного секретаря Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий В. Наумова, отношение советского руководства к попавшим в плен солдатам Красной армии определилось еще в 1940 г. по окончанию советско-финской войны, когда значительная часть из 5,5 тыс. пленных после проверки была осуждена. Почти все получили от 5 до 8 лет исправительно-трудовых лагерей на основании «подозрительных обстоятельств пленения или поведения в плену».

16 июля 1941 г. вышло постановление Государственного Комитета Обороны №169: «…отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют позорную трусость и превращаются в стадо баранов». Далее следовали фамилии девяти арестованных генералов, часть из которых к тому моменту уже была расстреляна. На следующий день появилось постановление ГКО №187, согласно которому Особые отделы получили право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и расстрела их на месте. Приказ Ставки №270 от 16 августа 1941 г. «О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по пресечению таких действий» был еще жестче: «… командиров и политработников, сдающихся в плен, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту… семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи… уничтожать их (сдающихся в плен) всеми средствами, как наземными, так и воздушными». Наконец, 28 июля 1942 г. был издан приказ Сталина №227, в просторечии «Ни шагу назад», текст которого был опубликован только в 1988 г. В документе констатировалось: на оккупированной территории осталось 70 млн. советских граждан и огромные стратегические ресурсы, СССР потерял перевес над Германией в людских резервах и запасах хлеба, дальнейшее отступление грозило государству гибелью. Запрещался отход войск без приказа, вводилось формирование штрафных частей из числа провинившихся по трусости или неустойчивости, отдельных штрафбатов в составе фронтов и штрафрот в составе армий, а также заградительных отрядов. Следует отметить слова Сталина в Приказе о том, что население «проклинает Красную армию за отступление».

За годы войны было создано 65 штрафбатов для провинившихся офицеров по 800 человек. Штафбат ПриВО для 600 офицеров был создан в Мокшане Пензенской области. Приказом Ставки от 1 августа 1943 г. из офицеров, вернувшихся из плена и не сумевших доказать, что они не добровольно сдались в плен, были созданы штурмовые батальоны. В течение 2 месяцев, или до первого ранения, или до награждения орденом, звание сохранялось, но сражаться приходилось рядовым. Замечательный диалог приводит советский писатель Андрей Платонов в своем рассказе «Оборона Семидворья», появившемся в 1943 г.: «Солдат должен уметь помирать навеки и всерьез, если к тому бывает нужда и оттого народу польза, – говорит старшина Сычев. – А то какой же он солдат? Тогда он помирать избалуется». «Мертвым человеком быть пусто и убыточно, – заявляет боец. – Раз я не убит, раз я имею в жизни свой недожиток, то мне его полагается дожить».

Очевидно, что огромные цифры военнопленных – это свидетельство тотальной дезориентации Красной армии на начальных этапах войны, а никак не гуманизма захватчиков. Фашистские войска как раз таки старались не брать живых. Командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Георг фон Кюхлер докладывал Гитлеру: «Русские сражаются, как звери, до последнего вздоха, и их приходится убивать одного за другим». Те же, кто все-таки оказались в немецком плену, побывали в самом настоящем аду. В 1941 г. в концлагере Аушвиц газом «циклон Б» уничтожили 600 советских солдат, впервые испробовав его для массового уничтожения людей. Убили бы всех взятых в плен, но понадобились рабочие руки. Из почти двух миллионов советских военнопленных, отправленных на принудительные работы, выжила только половина. Десятки тысяч человек погибли от эпидемий. C наступлением холодов осенью 1941 г. и до февраля 1942 г. около двух миллионов узников умерли от обморожений в наспех устроенных лагерях. Условия труда были неимоверно тяжелыми. Рабочее время составляло от 12 до 14 часов в сутки, часто в две смены и без обеденного перерыва. Многие работали на шахтах и других предприятиях, находившихся под землей, где не хватало света и воздуха. Меры безопасности не соблюдались. Медицинское обеспечение было на самом примитивном уровне, либо просто отсутствовало. Все это вело к высокой заболеваемости и смертности. Только в угольной промышленности потери советских военнопленных составляли 5 тыс. человек в месяц. Голод, разразившийся в конце 1941 – начале 1942 г.г. в немецких лагерях, заставлял людей есть траву, сухие листья, кору деревьев, падаль, прибегать к унижениям и даже к каннибализму. Участь многих можно было попытаться облегчить при посредничестве Международного комитета Красного Креста, но отношения с советским правительством у него не заладились. Сталина же судьба военнопленных интересовала мало.

Долгая дорога домой

27 декабря 1941 г. было издано постановление ГКО №1069 СС о создании в пределах армейского тыла сборно-пересыльных пунктов для «бывших военнослужащих Красной Армии» (да, именно такая формулировка была использована в документе), находившихся в плену и окружении противника. Этим же постановлением инициировалось создание специальных фильтрационных лагерей в Вологодской, Ивановской, Тамбовской и Сталинградской областях. НКВД СССР поручалось организовать и наладить работу Особых отделов в каждом из них. До февраля 1945 г. данные учреждения назывались «спецлагерями», а затем были переименованы в «проверочно-фильтрационные лагеря» (ПФЛ).

Само создание подобных лагерей в обстановке военного времени представляется вполне обоснованным. Необходимость отделять солдат, попавших в плен против своей воли, от дезертиров, шпионов и диверсантов, не вызывает сомнений. Однако на практике эти учреждения представляли собой военные тюрьмы строгого режима, причём для заключённых, которые в подавляющем большинстве не совершали никаких преступлений. Пребывание в них означало принудительный труд, колючую проволоку, охрану и скудный паек. Переписка с родными была запрещена. Прошедшие через спецлагеря вспоминают о тяжелейших бытовых условиях. Об идеологическом отношении к военнопленным и их правовом статусе уже было сказано выше. По большому счету, только огромные потери Красной Армии в первые месяцы войны затрудняли применение массовых репрессий по отношению к «бывшим военнослужащим».

До 15 января 1945 г. через систему ПФЛ прошло 355 тыс. красноармейцев, из них более 50 тыс. офицеров. В начале войны непосредственно фильтрацией пленных занимались Особые отделы НКВД. С середины 1943 г. проверка перешла в ведение Главного управления армейской контрразведки СМЕРШ. Натасканные на разоблачении шпионов, сотрудники СМЕРШ проводили многочасовые допросы. Надо сказать, что отношение советских спецслужб к плененным в котлах в первые месяцы войны было гораздо более лояльным, нежели к попавшим в плен индивидуально. Во время войны освобожденные из плена военнослужащие в большинстве случаев после непродолжительной проверки восстанавливались на военной службе, причём рядовой и сержантский состав, в основном, в обычных воинских частях, а офицеры, как правило, лишались офицерских званий, и из них формировались офицерские штурмовые батальоны.

Из докладной записки заместителя народного комиссара внутренних дел В.В. Чернышева, адресованной Л.П. Берии (сведения на 1 октября 1944 г.): «Всего прошло через спецлагеря бывших военнослужащих Красной Армии, вышедших из окружения и освободившихся из плена, 354 592 чел., в том числе офицеров – 50 441 чел. Из этого числа проверено и передано в Красную Армию – 248 416 чел., в том числе: в воинские части через военкоматы – 231 034 чел., из них офицеров – 27 042 чел.; на формирование штурмовых батальонов – 18 382 чел., из них офицеров – 16 163 чел.; в промышленность – 30 749 чел., в том числе офицеров – 29 чел.; на формирование конвойных войск – 5924 чел.; арестовано – 11 556 чел., из них агентов разведки и контрразведки противника – 2083 чел., из них офицеров (по разным преступлениям) – 1284 чел.; убыло в госпиталя, лазареты и умерло – 5347 чел.; находятся в спецлагерях НКВД СССР в проверке – 51 601 чел.».

В ноябре 1944 года ГКО принял постановление, согласно которому освобождённые военнопленные и советские граждане призывного возраста вплоть до конца войны направлялись непосредственно в запасные воинские части, минуя спецлагеря. В их числе оказалось и более 83 тысяч офицеров. Из них после проверки 56160 человек было уволено из армии, более 10 тысяч направлены в войска, 1567 лишены офицерских званий и разжалованы в рядовые, 15 241 переведены в рядовой и сержантский состав. Военный историк Кривошеев указывает следующие цифры, основывающиеся на данных НКВД: из 1 836 562 солдат, вернувшихся домой из плена, 233 400 человек были осуждены в связи с обвинением в сотрудничестве с противником и отбывали наказание в системе ГУЛАГа.

На основании директивы Ставки от 11 мая 1945 г. в системе НКВД был создан отдел «Ф» (фильтрация) под руководством П.А. Судоплатова, и появились 43 спецлагеря и 26 проверочно-фильтрационных пунктов на территории СССР для приема репатриированных граждан. А на территории Германии и других стран Европы – еще 96 фильтрационных и пересыльных лагерей. После 1945 г. эти места стали называть «рабочие батальоны» Наркомата обороны. В них было определено около 600 тыс. репатриантов для работы в советской промышленности и восстановления разрушенных во время войны объектов. Отправка к месту жительства зачисленных в рабочие батальоны ставилась в зависимость от будущей демобилизации из армии военнослужащих срочной службы соответствующих возрастов. В 1946 г. по директиве Генерального штаба Вооружённых сил рабочие батальоны были расформированы, а к зачисленным в них стал применяться термин «переведенные в постоянные кадры промышленности». Однако изменение наименования не слишком повлияло на положение этих людей. Они, по-прежнему, не имели права сменить место работы. И даже после смерти Сталина для них мало что изменилось.

Реабилитация длиною в жизнь

Лишь в 1956 г. была сделана попытка изменить отношение к тем из советских военнопленных, которые не совершали никаких преступлений. 19 апреля 1956 г. президиум ЦК КПСС принял решение о создании комиссии под председательством министра обороны Маршала Советского Союза Г.К. Жукова с задачей разобраться с положением вернувшихся из плена военнослужащих Красной Армии и внести свои предложения в ЦК КПСС. 4 июня того же года докладная записка Г.К. Жукова, Е.А. Фурцевой, К.П. Горшенина и других «О положении бывших военнопленных» была представлена в ЦК для рассмотрения на пленуме ЦК. Но пленум не был созван. И только через 35 лет стало известно содержание тех несостоявшихся инициатив.

Маршал Победы считал необходимым осудить как неправильную и противоречащую интересам Советского государства практику огульного политического недоверия к бывшим советским военнослужащим, находившимся в плену или окружении. Жуков предложил снять все ограничения с бывших военнопленных, изъять из анкет вопрос о пребывании в плену (до 1992 г. во всех анкетах содержался вопрос «были ли ваши родственники в плену или на оккупированных территориях?»), а время, проведенное в плену, включить в общий трудовой стаж. Кроме того, предлагалось пересмотреть дела, заведенные на бывших военнопленных, а тех, кто имел ранения или совершил побег из плена, представить к наградам. Наконец, все должны были удостоиться медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Однако, как известно, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1957 г. Жуков был снят с поста министра обороны, и еще очень долго его предложения претворялись в жизнь.

В том же 1956 г. Верховный Совет СССР принял решение, что с 1945 г. нарушались права и законность по отношению к бывшим военнопленным. И 29 июня 1956 г. Центральный Комитет партии и Совет Министров СССР приняли секретное постановление «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и их семей», в котором была осуждена практика политического недоверия, применения репрессивных мер, а также лишения льгот и пособий. Предлагалось распространить Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии от 17 сентября 1955 г. и на бывших советских военнопленных, осужденных за сдачу в плен. С 1957 г. дела бывших советских военнопленных были, в основном, пересмотрены. Большинство были реабилитированы. Им восстановили воинские звания и пенсии, вернули награды. Получившие ранения и совершившие побег из плена были награждены орденами и медалями. Однако в данном постановлении многим вопросам не была дана соответствующая оценка, а многие из намеченных мер остались лишь на бумаге.

Только в 1991 г. рассекреченные документы, касающиеся пребывания в плену в период ВОВ, были переданы из архивов НКВД и КГБ на хранение в региональные архивы, в том числе, в Госархив Пензенской области. C конца августа 1991 г. по апрель 1995 г. им было выдано 1800 архивных справок по документам фильтрационного фонда. Архивные справки помогли многим получить законные льготы. По данным книги «Великая Победа» (выпущена по материалам региональной научно-практической конференции к 60-летию Победы), в пензенском Госархиве по состоянию на 2005 г. находились 19,5 тысяч фильтрационно-проверочных дел, 54 сборника немецких трофейных и регистрационных карточек на бывших военнопленных, а также алфавитная картотека из 35 тыс. карточек на военнопленных, которые проходили учет по Управлению КГБ Пензенской области. Эти документы касаются тех, кто родился и призывался в армию с территории Пензенской области, а также небольшой группы гражданских лиц – уроженцев Пензенской области, находившихся в период войны на оккупированных территориях и попавших в немецкий плен. Если, согласно алфавитной картотеке, на 2005 г. в плену находились около 35 тыс. красноармейцев, призывавшихся из Пензенской области, а фильтрационную проверку проходили только 19,5 тыс. человек, то, стало быть, из плена не вернулась почти половина. Схожую оценку дает аспирант кафедры истории, права и методики правового обучения Пензенского государственного университета Михаил Киселев в своей статье «Пензенцы в немецком плену» в газете «Улица Московская».

Из книги «Великая Победа: «Документы фильтрационного фонда рассказывают не только о событиях самого плена, но и, порой, незаслуженных мучениях, которые они переживали после возвращения на Родину. Органы госбезопасности в послевоенный период продолжали необоснованно привлекать к уголовной ответственности бывших военнопленных, причем многие из них были незаконно репрессированы. Широкое распространение получили различные незаконные ограничения в отношении бывших военнопленных в области трудового устройства, общественной деятельности, при поступлении на учебу и т.п. Наши земляки, освободившись из плена, порой, незаслуженно переживали очень длительное время после возвращения на Родину унижения, пренебрежения и подозрения окружающих».

Судьба распорядилась так, что я очень близко знал двух ветеранов ВОВ, по несколько лет проведших в фашистском плену. Одного нет с нами с 1988 г., другого с 2008 г. Фамилии указать не могу – при их жизни такой команды не было. Но сообщить некоторые перипетии их судеб, все же, хотел бы. Формально участниками войны оба стали только с 1991 г. Через 46 лет после ее окончания Президиум Верховного Совета РСФСР принял постановление, согласно которому все пленники, не сотрудничавшие с противником, признавались участниками войны. И лишь через 50 лет после войны произошла полноценная реабилитация. В январе 1995 г., Президент РФ Б.Н. Ельцин подписал Указ «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период», по которому в целях восстановления исторической справедливости они признаны участниками войны и им выданы удостоверения участников войны. На них в полном объеме распространяется федеральный закон «О ветеранах», принятый Государственной Думой 16 декабря 1994 г.

Первый ветеран служил Родине 10 лет с октября 1935 г. по 5 декабря 1945 г. Первый раз ранен в 1940 г. в советско-финской войне. Еще раз ранен и попал в плен на Ленинградском направлении при выходе из окружения 15 сентября 1941 г. Из плена бежал с группой товарищей в апреле 1945 г. Был освобожден союзными войсками и определен в лагерь репатриированных. Передан советскому командованию, дальше фильтрация, детальная проверка СМЕРШ, спецпроверка до конца 1945 г. – и, наконец, дорога домой. О плене близким практически ничего не рассказывал – сведения об этом удалось получить только из архивных документов после его кончины. Европой не восторгался. Был всеми уважаем, и на судьбу не жаловался. Награжденный медалью Победы, которую вручили только в 1946 г., и орденом в 1985 г. в честь 40-летия Победы, покинул нас в 1988 году, не дожив три года до юридического признания его участником войны в 1991 г. и семь лет до признания его ветераном со всеми полагающимися льготами в 1994 г. Ветеранская пенсия выдавалась со дня выхода на трудовую пенсию и при наличии корочек участника войны, а их стали выдавать только с 1991 г. Занимательная отечественная казуистика...

Ветеран, ушедший от нас в 2008 г., в последние свои годы писал воспоминания, в том числе, о жизни в плену и после него. Призван в армию в 18-летнем возрасте 20 июня 1941 г. Попал в плен на Украине 23 сентября 1941 г. С апреля 1942 г. по март 1945 г. работал на шахте в Германии. Из воспоминаний: «Утром прибыли в Харьков и узнали, что в 4 часа Гитлер напал на СССР. На станции Коростень сопровождающие нас офицеры пересели на скорый поезд и уехали по своим частям. Не доезжая до Львова, наш эшелон остановили идущие по путям офицеры: «Куда вы их везете? Во Львове идут уличные бои». Они приказали машинисту ехать задним ходом в Новоград-Волынский. Там в летнем лагере копали окопы. Пришли два офицера, спросили, кто умеет стрелять из винтовки или пулемета? Вышли несколько человек, взяли троих – меня, моего школьного товарища и украинца… Со сборного пункта в Киеве нас переправили через Днепр. Там в лагере изучали станковый пулемет, но не стреляли. Патронов не давали, винтовок тоже не было. На станции Узловой, которую каждое утро бомбили немцы, нас обмундировали. В сентябре, в общем строю приняли присягу. Попали в батальон, который только что начал формироваться. Меня назначили помощником командира взвода 82 мм. минометов. Но не успели сформировать ни дивизию, ни полки. Подняли по тревоге и бросили прикрывать отходящие части 5 и 6 армий. Картина была жуткая: шли войска измученные, изнуренные и ничем не прикрываемые, не было орудий, танков, самолетов, складов вооружения. Когда фашисты приблизились, выпустили по ним 4 мины, больше не было. Немцы стали бить по нашим позициям, и мы отошли в деревню. Вечером немцы ворвались в деревню на танках, обороняться было нечем, всю ночь просидели в болоте. Наутро стали пробираться через болото на другой берег, вошли в хутор и были окружены. Так попали в плен – я, капитан и трое солдат... Пригнали в лагерь пленных. Это карьер, где когда-то брали глину на кирпичи. Карьер был огорожен колючей проволокой и стояли четыре вышки. В него сгоняли всех пленных солдат, много было больных, легкораненых, многие остались там мертвыми. Всех, кто приближался к забору, расстреливали без предупреждения. Три дня ничего не давали есть… В апреле 1942 г. угнали в Германию в огромный барачный лагерь. В начале января 1943 г. попал с группой солдат в 300 человек в Рурскую область на шахту. Работали с 8 до 22 часов. Кормили 2 раза: хлебом по 300 грамм».

В справке Государственного архива Пензенской области сказано, что освободили его русские войска 3 мая 1945 г. и сразу взяли служить в Красную Армию. Из воспоминаний о конце войны: «В лагере нас всех построили, дали по буханке хлеба и – марш на Восток под усиленной охраной. Днем идем колонной в 500 человек, и нас каждый день охраняют американские самолеты-разведчики, пролетая на бреющем… Вели проселочными дорогами. Рядом с дорогами росли картофель, свекла, турнепс. Из строя выбегали голодные пленные, охрана открывала по ним огонь. Замыкающий колонну офицер добивал раненых. Так было с моим другом, который попал в плен в Германии, уходил в разведку и напоролся на немцев. Он даже медали не снимал. Лежал раненый, и офицер в упор застрелил его… Так нас перевели по мосту через Эльбу, где в небольшой деревне закрыли в сарае. К утру охрана разбежалась, а в деревню вошла колонна американских солдат. Нам сказали, что Германия капитулировала. Войне конец… Пришли наши части 66 армии, американцы ушли за Эльбу. Нас построили и сказали: пойдете на пополнение 66 армии. Все военнопленные прошли госпроверку».

Как близко эти воспоминания перекликаются с воспоминаниями Даниила Гранина: «В первый год войны было очень много непонятного. Не могли винтовок нам напастись – не хватало их. Мне не досталось винтовки. Нам дали бутылки с зажигательной смесью. А где же наше оружие всё? Где наши самолеты? Почему немцы нас бомбят, а никакой защиты, вроде истребителей, на нашем участке фронта нет? Всё время возникало недоумение: а где всё? Ноги были в обмотках. А где сапоги? Нам выдали кавалерийские галифе. А где же нормальное обмундирование? Хотя бы б/у? Совершенно неожиданно вдруг обнажилась полная неготовность нашей армии к войне. Не было даже топографических карт. Это обескураживало. И пока искали, в сентябре 1941 г. немцы были уже под Ленинградом. Иногда они наступали со скоростью 80 км в день! Что это за война? Это – бегство».

Невыученные уроки войны

Кинодокументалист, автор многих фильмов и книг Оксана Дворниченко в течение многих лет исследует тему военнопленных и без вести пропавших советских военнослужащих. Еще в начале 90-х ее фильм «Почему ты жив?» был показан по ОРТ и отмечен на многих международных кинофестивалях. Затем ею была написана книга «Клеймо. Судьбы советских военнопленных», состоящая из душераздирающих исповедей ветеранов. По ее словам, в процессе многолетней работы с материалами по этой теме постоянно приходилось сталкиваться с замалчиваниями, сокращениями и недосказанностью. Но еще более страшной она считает саму логику – «Да, что-то было, конечно, но это было хорошо для страны, полезно, надо же было кого-то посылать в Сибирь строить все эти объекты», – посредством которой до сих пор пытаются оправдать несправедливость к бывшим военнопленным. Дворниченко называет это «даже не беспамятством, а каким-то охранительским психологическим феноменом». И еще очень меткое ее наблюдение: «Мне кажется, мы просто изнемогли душой. В этом причина какой-то вялости, апатии, безразличия».

На мой вопрос одному из известных пензенских краеведов, почему никто и никогда в Пензе практически не подступался к этой теме, был дан предельно прямой ответ: «Знаешь, эта тема никогда не была модной, это беда, и я к ней даже и близко не подходил». При подготовке этой статьи решил позвонить в Областной военный комиссариат – узнать, быть может, при обсуждении последних поправок в Конституцию от кого-то поступили инициативы, связанные с увековечением памяти ветеранов, например, о финансовом участии государства при установке памятников участникам войны? Из ответа понял, что льготы положены только так называемой «первой очереди» – тем, кто умер не раньше 1990 г., а «вторая очередь», в которую поставили весь этот «забытый полк», уже 30 лет ждет отмашки Госдумы или кого-то еще. Среди прочих стоит в этом полку мой родной ветеран, скончавшийся в 1988 г. Спустя несколько лет и сама страна скончалась, и уже, по-моему, пять президентов сменились с тех пор в новой стране – вот только отношение к своим людям и своим героям все никак не меняется. К сожалению, не в курсе Пензенский военкомат и о делах 40 тысяч бывших красноармейцев, призванных на войну из нашей области…

Поколение, прошедшее войну и, тем более, плен, ушло во многом непонятым, невысказанным, невыслушанным. В большинстве случаев, стесняясь рассказать нам всю правду, которую мы, впрочем, и сами не слишком старались узнать. Хотя, прожив много лет рядом со своими ветеранами, хочу отметить, что ни в какой мере ущербными из-за нахождения в плену они себя не ощущали. Не любили говорить на эту тему, как и не имели привычки жаловаться, но твердо знали и до конца жизни несли свою правду. Ту правду, которую в 1956 г. емко выразил маршал Жуков, пытаясь восстановить справедливое отношение к бывшим пленным: «В силу тяжелой обстановки, сложившейся в первый период войны, значительное количество советских военнослужащих, находясь в окружении и исчерпав все имеющиеся возможности к сопротивлению, оказалось в плену у противника. Многие военнослужащие попали в плен ранеными, контуженными, сбитыми во время воздушных боев или при выполнении боевых заданий по разведке в тылу врага. Советские воины, оказавшиеся в плену, сохранили верность Родине, вели себя мужественно и стойко переносили тяготы плена и издевательства гитлеровцев. Многие из них, рискуя жизнью, бежали из плена, сражались с врагом в партизанских отрядах или пробивались через линию фронта к советским войскам».

Широко известна фраза замечательного русского писателя, фронтовика Виктора Астафьева: «Надо становиться на колени посреди России и просить у своего народа прощение». Знаю, что кому-то она кажется излишне патетической, но, на мой взгляд, точнее сказать невозможно. Нравственная формула «никто не забыт, и ничто не забыто» в дни 75-летия Великой Победы не должна быть запятнана ни старой, ни новой ложью. Важнейшая задача государства и общества – вернуть из тени на свет всех советских воинов, оказавшихся на невидимой стороне Победы. Необходимо приложить совместные усилия и разобраться хотя бы на нашем региональном Пензенском уровне с категорией бывших военнопленных. Нужно найти ресурсы и подступиться к этой теме. Иначе мы сами так и останемся без вести живые.

Заканчиваю статью во время новой мировой напасти – пандемии, обрушившейся, в том числе, и на нашу страну. Многие сравнивают этот загадочный вирус с невидимым врагом, проводят военные параллели. Не знаю, уместны ли в полной мере такие аналогии, но задаюсь рядом вопросов, которые и вам предлагаю задать хотя бы самим себе. Подготовилась ли наша страна к этой беде, использовала ли имевшееся время по уму, или нас снова застали врасплох? Ощущают ли солдаты этой новой войны – медицинские работники – надежное плечо государства, или они тоже брошены на фронт без обмундирования и прикрытия? Хватит ли нашим властям предержащим мужества сказать правду о каждом погибшем и каждом пострадавшем в борьбе с вирусом, или и эти сведения тоже окутает многолетняя тайна? И, конечно, вопросы возникают и к нам самим, главный из которых – какие ценности и жизненные ориентиры мы, послевоенное поколение, передали своим детям и внукам, чтобы они могли с достоинством пройти это непростое испытание? На все эти вопросы жизнь скоро начнет давать нам ответы. В этом всемирном катаклизме мы узнаем истинную цену политикам, за которых отдавали голоса на бесчисленных голосованиях, и самим себе. И как тут не вспомнить слова пензенского историка-провидца В.О. Ключевского: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».