Галина Давыдкина
Фото предоставлены музеем-заповедником «Тарханы»
«… кругом двора и вдоль по берегу построены избы дымные, черные, наклоненные, вытягивающиеся в две линии по краям дороги, как нищие, кланяющиеся прохожим».
М.Ю. Лермонтов, «Вадим»
Для Михаила Юрьевича Лермонтова народный быт, традиции проведения праздников, обряды свадеб, проводов в армию и другие, песенное творчество, из которого он многое взял для своих произведений, открылись в Тарханах, куда он был привезен в возрасте трех месяцев из Москвы.
Крестьянский же мир Тархан начал формироваться в 1730-х годах, когда Долгоруковы на купленных «пустых» землях поселили крестьян, переведенных, в основном, из Костромского уезда. Со временем переселенцы ассимилировались с местным населением, переняв многие его обычаи. Например, строить избы по-пензенски – вытянутыми.
Из-за недостатка лесоматериала их сооружали, как правило, небольшими, «однокомнатными», площадь редко превышала 8х8 аршин (с углами). Пятистенных же изб, то есть, «двухкомнатных», насчитывалось немного. Практиковались и, так называемые, «амбарные» избы – размером со средний амбар. Устроены они были самым незамысловатым образом в силу бедности крестьянского сословия. Их наиболее характерные черты: земляной пол и соломенная крыша. Солома, благо, была даровой, использовалась также и для утепления дворов, где содержался скот.
Общедоступным подручным материалом служила глина. Из-за отсутствия кирпича, его дороговизны печи, по традиции, делали глинобитными. Они бытовали в Тарханах до 1910 –1920-х годов.
Не обходились без глины и при сооружении кровли. Солому предварительно смачивали в глиняном жидком растворе, а потом уже вилами подавали кровельщику, и тот укладывал ее ряд за рядом. Так было крепче – когда глина засыхала, кровля превращалась в достаточно прочный монолитный колпак.
Глиной, смешанной с навозом, смазывали плетневые стены надворных построек с внутренней стороны (с внешней ее смывало дождями).
В Тарханах не штукатурили избяных стен ни внутри, ни снаружи. Традиционно считалось, что дерево дольше живет в открытом виде. Если стену смочит дождем, она быстро высохнет на солнце и на ветру, а оштукатуренная будет долго оставаться сырой, отчего дерево станет подвергаться гниению.
Очень ценным строительным материалом, доступным и даже даровым, во все времена в Тарханах считался хворост. Вырубка хвороста производилась поздней осенью. Аккуратно и экономно использовали тарханцы данный самой природой подручный строительный материал, причем, не только для плетней (заборов), но часто и для сооружения сеней в доме, мазанки во дворе.
Из хвороста плели даже завалины (тот же плетень, только ниже). Расстояние между плетнем и стеной дома засыпалось сухой землей, и в избах никогда не поддувало, пол оставался теплым всю зиму.
На утепление избы шел и мох – им забивали пазы и щели между бревен сруба, а уж потом подбивали паклей. Мох, по справедливости, считался лучшим материалом, нежели глина, потому что надежнее сберегал избяное тепло, а также предохранял пазы между бревнами от сырости, что бывает, если сруб ставить на глину.
До сих пор тарханцы используют древесный лист и обыкновенную землю для утепления потолков. Настил из досок не защищает избу от жестокого мороза, а потому, промазав глиной щели между потолочинами, насыпают на него толстый слой сухих листьев. Соломенная крыша и лист с землей сохраняют тепло внутри дома. К тому же земля – отличная противопожарная засыпка.
Расчетливо и экономно тарханский крестьянин использовал древесину, если ему случалось ее приобрести. Бревна он употреблял на сруб избы или амбара, распиливал на доски для пола и потолка, для дверей и рам.
Если попадалась липа, то и кора шла в дело – из нее мастерили кошелки, сита и решета. Из лыка плели лапти и вили веревки. На топливо шло только ни на что другое негодные сучья.
Каждый крестьянин был плотником, поскольку не имел средств нанимать мастера. Сельский мужик умел сколотить дверь, навесить ворота, выжечь ступу, согнуть дугу, приладить оглобли к саням и телеге, заменить у телеги ось, выдолбить колоду, срубить для колодца сруб, отстрогать доску, отесать кол, насадить топорище.
Каждый хозяин сам мастерил для себя почти весь рабочий инвентарь: соху, борону, цепы, деревянные вилы, грабли и лопаты, различные черенки, окосья, крюки на косу. Причем, все это добро береглось и служило не одному поколению семьи, переходя от отца к сыну.
Крестьянская изба, какой бы она ни была по величине, устраивалась на основе организующих быт принципов, которые служили наиболее оптимальному использованию площади.
Убранство крестьянской избы отличалось простотой и целесообразным размещением предметов. Основное пространство занимала печь, располагавшаяся у входа, справа или слева от дверей. Печной угол считался женским пространством в избе, его так и называли – «бабий угол».
Здесь женщины готовили пищу, отдыхали после работы. Пословица говорит: «На своей печи – сам себе голова». Но другая предостерегает: «На печи заседать – хлеба не видать».
В печном углу находились посудная полка, судная лавка, лопата для хлеба, ухват, кочерга («Кочерга в печи хозяйка», – говорили в старину), горшки, кубышки, кувшины. Около окна, против устья печи, в каждом доме стояли ручные жернова, поэтому угол назывался еще и жерновым.
Принято было считать, что в особо торжественные для семьи дни (рождение детей, свадьбы) к печи приходят умершие родители – «предки», чтобы принять участие в важном событии.
Во время праздников, когда в доме собиралось много гостей, у печи ставился второй стол для женщин, где они пировали отдельно от мужчин, сидевших в красном углу.
По диагонали от печи в углу всегда стоял стол, над ним – божница с иконами. Это место называлось красным или святым углом, его всегда старались держать в чистоте, украшали. Здесь проходили как будничные трапезы, так и праздничные застолья, все значимые события семейной жизни. Здесь сватали невесту, выкупали ее, отсюда увозили на венчание в церковь, а потом, вернувшись уже в дом жениха, вели тоже в красный угол.
Согласно традиционному этикету, гость мог пройти в красный угол только по особому приглашению хозяев.
Вдоль стен избы находились неподвижные лавки, над ними врезанные в стены полки – полавочники (место для хранения самых разнообразных бытовых предметов: от посуды до таких ценных вещей, как ларцы, книги и прочее).
Неподвижная обстановка избы сооружалась вместе с домом и называлась хоромным нарядом. Лавка, располагающаяся вдоль передней стены дома, ведущая от входа к красному углу, считалась мужской, называлась передней или красной. На ней сидели мужчины во время семейной трапезы и за работой, занимаясь мелким ремеслом: плели лапти, ремонтировали упряжь. Женщины работали на бабьей или долгой лавке.
В задней части избы от печи до боковой стены под потолком устраивали деревянный настил – полати (они тоже относились к хоромному наряду и служили спальным местом).
Сбоку вдоль всей печи, высотой с печь или чуть ниже пристраивалась казенка или голбец. Верхняя поверхность казенки использовалась для спанья. Через нее попадали на печь и полати. Внутри располагались закрепленные на стенках полочки для хранения некоторых пищевых продуктов.
В казенку могли сажать курицу или гусыню с выводком птенцов. Если казенка была высокая, зимой в нее помещали новорожденных телят, ягнят и другую скотину, по этой причине в дверцах казенки делались прорези для притока воздуха. По народным поверьям, в голбце был дом домового.
Часть избы возле казенки, с полатями, называлась задним углом. Пословица говорит: «Сами в углу живут, а печь и полати внаем сдают», «В тесноте, да не в обиде». Это семейное пространство. Здесь обычно стоял сундук, на очапе (шест, чаще всего, березовый) подвешивалась люлька. Одним концом очап упирался или врубался в стену, а другим проходил через железное кольцо, ввернутое в матицу.
Обряды и представления, связанные с очапом, позволяют предположить, что мифологический смысл этого шеста заключался в функции дороги, по которой новорожденные приходят в этот мир. Так, если семья не хотела больше иметь детей, с очапа не снимали кору и не обрубали плотно сучки: «По гладкому, как по маслу, так и полезут дети», – говорило поверье.
При желании иметь много детей нужно было вырубить дерево из чащи леса. Если предшествующие дети умерли, отец шел в лес и вырубал очап так, чтобы он не упал на землю и не касался больше земли. Таким образом, знаковые свойства очап приобретал уже в процессе его изготовления, например, считалось, сколько на нем сучьев, столько будет и детей.
Мужчины обычно работали, отдыхали днем на мужской половине избы, включавшей в себя передний угол с иконами и лавку около входа. Женщины и дети находились днем на женской половине возле печи.
О распределении работ по хозяйству пословица говорит: «Кошка да баба завсегда в избе, а мужик да собака завсегда на дворе».
Места для ночного сна также были распределены. Старшие спали на полу около дверей, печи или на печи, на казенке, а дети и холостая молодежь – под полатями и на полатях.
Каждый член семьи знал свое место и за столом. Хозяин дома во время семейной трапезы сидел под образами. Его старший сын – по правую руку от отца, второй сын – по левую, третий – рядом со старшим братом. Детей, не достигших брачного возраста, сажали на лавку, идущую от переднего угла по фасаду. Женщины ели, сидя на приставных скамейках или табуретках. Нарушать раз заведенный порядок в доме не полагалось без крайней необходимости.
Если говорить о пище тарханских крестьян лермонтовского времени и о правилах, которых придерживались за столом в Тарханах, исключительного ничего не найдем. Тарханцы жили, как и миллионы других русских крестьян.
Завтракать, обедать или ужинать садились не все сразу. Самых малых, а также дряхлых стариков, больных кормили отдельно. Старшей женщине в доме порою тоже некогда было сесть со всеми: она еле поспевала подавать на стол щи, горох, кашу, молоко, кружки с холодной водой. Ели дружно и основательно из общей большой деревянной или глиняной посуды. Не было обычая и принуждать к еде. Хочешь – ешь, не хочешь – другим больше достанется.
Уважение к еде прививалось с раннего детства. Взрослые не забывали следить за поведением детей. Если после строгого слова кто-то продолжал нарушать общий порядок — наказание следовало незамедлительно: подзатыльник или удар ложкой по лбу.
На столе, как правило, объедков не оставалось. Даже пустые щи, забеленные молоком, вычерпывались из блюда до донышка.
Готовили пищу один раз в сутки – утром. В печи выпекался хлеб – огромные ржаные караваи.
В селе с незапамятных времен установилось правило – резать хлеб дозволялось только хозяину дома. Молча, перекрестив каравай лезвием ножа, он отрезал ломти и складывал горкой на столе.
Хлеб – основное питание. На завтрак – блины. На обед – щи. Со щами съедается большое количество хлеба. На второе в обед – пшенная каша. Хорошо, если она не на воде, а на молоке. А приправь молочную кашу топленым коровьим маслом – не оторвешься. Как говорили в Тарханах: «Хоть за уши оттаскивай». Зато после такой трапезы до ужина о еде и не вспомнишь. На ужин – те же щи, та же каша или овсяный или чечевичный кисель с конопляным маслом.
В праздники меню разнообразнее и вкуснее, но не менее хлебное. Человек чувствовал, как от сытной хлебной пищи наливается сила, несмотря на постоянную физическую нагрузку. Потому-то крестьяне говорили: «Щи и каша – пища наша».
На еду тарханцы выращивали овощи: капусту, репу, редьку, свеклу, бобы. Главным овощем до середины XIX века считалась капуста.
Весь уклад жизни крестьянина был завязан на сельскохозяйственных работах, и занятия крестьянина менялись в зависимости от времени года: зимой – хлопоты о хранении сена и зерна, обновление сельскохозяйственного инвентаря, весной – посев, затем покос, сбор урожая и заготовка его на зиму.
День за днем проводил крестьянин в нескончаемых трудах и заботах, но когда наступал праздник, русская душа разворачивалась во всю ширь.
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.
Праздников было очень много: церковные (Рождество, Пасха), языческие (Иван Купала, Масленица). Во время праздников деревня оживлялась, на площадях устраивались ярмарки с развлечениями и сладостями. Юноши и девушки катались с горок, на каруселях, водили хороводы, устраивали различные конкурсы.
С большими приготовлениями в Тарханах встречали все народные праздники. Лермонтов посещал их, хорошо знал и ценил народное творчество, особую роль отводил песням, которых в Тарханах слышал много.
Исследователь тарханской поры поэта С.А. Андреев-Кривич отмечает: «Достаточно в современном селе Лермонтово послушать старинные песни, особенно когда они излагаются «сказкой», а не поются «на голос», чтобы понять, откуда лермонтовский «калашниковский» язык и стих: прямо от народа, от хранимого из веков национального стиха».