Александр КРЫЛОВ, Дмитрий ДИМАКОВ

Судьба художника в России
Извечно легкой не была
И стоило больших усилий
Держать в полёте два крыла.
 
В житейских дрязгах плыть, как в небе,
Знать суть мещанской суеты.
И думать о насущном хлебе,
И солнце сыпать на холсты.
Дина Злобина [1]

«… Разве ты не понял до сих пор, что оценка художественного произведения в современном обществе не имеет ничего общего с его действительной художественной ценностью? Все зависит только от того, свой или не свой выставляет произведение».
Георг Мясников «Страницы из дневника» [2]

Предуведомление

В предыдущем номере журнала «Культура провинции» были опубликованы страницы из воспоминаний выдающегося русского и советского художника, заслуженного деятеля искусств РСФСР, кавалера ордена Трудового Красного Знамени И.С. Горюшкина-Сорокопудова (5 ноября 1873 – 29 декабря 1954). Иллюстрациями к публикации явились замечательные фотографии из личного архива известного пензенского краеведа И.С. Шишкина.

Поводом к продолжению этой темы явилась трагическая судьба художника, при жизни в большой степени обласканного, а после смерти практически забытого советской властью. 

Надо заметить, что, к великому сожалению, официальная историография, равно как и официальное краеведение, в большей степени ориентируется не на беспристрастное освещение событий и роли лиц, в них участвовавших, а на требования политической конъюнктуры. Особенно это заметно, когда речь идет о деятельности советских партийных и хозяйственных руководителей. Из-за стремления любой ценой сохранить «чистоту» их облика в рамках догматов партийной мысли и уродливых форм «моральных принципов строителя коммунизма» их реальный моральный облик, так же, как и деяния, исказились до неузнаваемости. И сегодня немало тех, кто до сих пор, в силу разных причин, «очарован» величием партийных бонз, таких, например (если говорить о Пензе), как Ермин Л.Б., Мясников Г.В., Ковлягин Ф.М., Зубков Б.Ф., Бочкарев В.К. и других – «калибром» помельче. Именно для сохранения «величия» их дел и замыслов были созданы и активно поддерживаются тысячи мифов, состоящих из откровенной лжи или, в лучшем случае, полуправды.

Самое печальное во всем этом так называемом краеведении состоит в том, что необъективное, а в ряде случаев откровенно лживое восхваление моральных и профессиональных качеств этих лиц серьёзно влияет на объективность принятия решений со стороны нынешнего руководства, как страной, так и регионом, а также формирует у подрастающего поколения искаженное мировоззрение и поверхностное мышление.

Интересно, что основой для таких выводов являются, в основном, либо хвалебные статьи, написанные по заказу к очередной юбилейной дате, либо мемуары, сочиненные услужливыми тружениками пера за соответствующее вознаграждение, либо «свежие» воспоминания «очевидцев и свидетелей», которые, судя по их возрасту, могли лицезреть партийную элиту в лучшем случае, шагая мимо трибуны с транспарантом или портретом члена политбюро в составе колоны предприятия какого-либо района.

Чтобы не быть голословным, можно привести в пример одного из тех, кому установили бюст на улице Горького в Пензе, и кто неоднократно высказывался в своих дневниках о том, что известный композитор, народный артист РСФСР Октябрь Васильевич Гришин уже исписался и не способен создать ничего большего, чем им уже было создано. Вследствие этого, ничем не обоснованного, но подкрепленного должностными полномочиями мнения, в опалу попал и коллектив хора Октября Гришина, которому с той поры, говоря по-русски, стали вставлять палки в колеса. Срывалось проведение генеральных прогонов новых постановок, вокруг самого Гришина была создана обстановка нетерпимости. В конечном итоге это привело к его неожиданной смерти. Культурное достояние области понесло огромную утрату, а сам коллектив хора, вследствие перестройки и в связи с перепродажей помещений, которые он занимал на улице Московской, смог сохраниться и выжить исключительно благодаря решению тогдашнего главы администрации города Калашникова А.С.

Не менее показательно отношение Мясникова к известной пензенской поэтессе, являющейся гордостью культурного наследия области, – Смирновой М.П. Второй секретарь обкома КПСС по идеологии считал, что Матрена Смирнова спилась и не заслуживает никакого уважения и поддержки. Хотя в условиях всеобщего массового пьянства, запрета и преследования за веру, а также рабских и нечеловеческих условий жизни, устроенных коммунистами в России для самого «передового» рабочего класса и крестьянства, это не было чем-то из ряда вон выходящим. Что там говорить – самому Мясникову такой же упрек можно было сделать с неменьшим основанием. О похождениях второго секретаря обкома партии по идеологии во время поездок по области много чего интересного рассказывали секретари райкомов… Как бы там ни было, стихи Матрены Смирновой, положенные на музыку Октябрем Гришиным, остаются не только «визитной карточкой» Пензенской области, но и национальным достоянием. [3] И этот нерукотворный памятник куда прочнее и величественнее бюста на улице Горького, быстро изготовленного автором известного кентавра.

С чем-то подобным приходится постоянно сталкиваться, изучая жизненный и творческий путь замечательного русского художника, ученика великого Репина – И.С. Горюшкина-Сорокопудова. Иван Силыч внёс неоценимый вклад в сохранение русского художественного творчества и академического стиля преподавания в Пензенском художественном училище (ПХУ), особенно в период после революции и до наших дней. Показательно, что память о нём почти сразу же стала исчезать после его трагической смерти.

Россия богата талантливыми русскими людьми, вышедшими из народа и добившимися всеобщего признания своим трудом. Они и их жизнь являются ориентирами для тех, кто сегодня идет их же путем.

Имена многих из них нам известны.

Неоспоримо, что талант в жизни всегда представляет собой во многом противоречивое явление, у которого могут быть свои слабости и особенности. Но они не отменяют таланта. Это в полной мере можно отнести и к И.С. Горюшкину-Сорокопудову. Однако сразу после смерти в 1954 году его имя оказалось фактически «отменено», так как вдруг попало в немилость тех, кто руководил тогда не только культурой, но и жизнью всего населения и памятью о выдающихся сынах и дочерях русского народа. Впрочем, в период торжества и засилья атеистической большевистской морали это не вызывает удивления. Ведь требовали же замазывать и удалять с картин и фотографий лица, а из энциклопедий и справочников вырезать страницы со сведениями о тех, кто ещё вчера был обласкан и вознесен властью…

Именно о существующих противоречиях в фактах и событиях жизни Ивана Силыча Горюшкина-Сорокопудова, а также сложившейся системы оценки творческих достижений и заслуг работников культуры, беседуют учредитель, член редколлегии журнала «Культура провинции», кандидат технических наук Александр Сергеевич Крылов и заслуженный работник культуры РФ, заведующий методическим фондом Пензенского художественного училища им. К.А. Савицкого Дмитрий Николаевич Димаков.

А.С. Крылов: Дмитрий Николаевич, как Вы относитесь к материалу о Горюшкине-Сорокопудове, опубликованном в предыдущем номере журнала?

Д.Н. Димаков: У нас была идея к 120-летию Пензенского художественного училища (14 февраля 2018 г.) выпустить серию книг, посвященных различным периодам его жизнедеятельности, в том числе, часть материала должна была быть посвящена И.С. Горюшкину-Сорокопудову.

В этой серии планировалось изложить основные этапы работы училища, а также этапы жизни и творческой деятельности заслуженного художника: наиболее объективно и всесторонне, с привлечением различных источников изложить его труды и воспоминания. Однако в выпуске книги при обращении в министерство культуры нам отказали, сославшись на правительство, у которого лишних денег никогда в бюджете не бывает, да и сам материал, с их слов, не заслуживает внимания, так как он «…ни о чём».

После этого мне стало понятно, что «работать в стол» и ждать, когда к руководству культурой в области придут вменяемые люди, как это делают многие писатели и поэты, мы не сможем. Ведь необходимо было делать запросы в различные органы исполнительной власти, архивы и вести соответствующий поиск. Поэтому я сразу после отказа чиновников от культуры со стороны министерства и правительства распустил рабочую группу, которая до этого продолжала заниматься исследовательской работой по описанию жизни и творчества, как этого заслуженного художника, так и других выпускников и преподавателей училища.

Вообще, при описании заслуг какого-либо деятеля нужен внешний взгляд со стороны, так и в случае
с Горюшкиным-Сорокопудовым, чья жизнь и творческая активность носили неровный и очень противоречивый характер.

На сегодня имеется всего несколько книг о Горюшкине, выпущенных крайне малым тиражом (несколько десятков экземпляров), на средства автора Нехорошева Юрия Ивановича, а также ряд статей, писем и воспоминаний его учеников. Благодаря Нехорошеву, сегодня осталось документальное свидетельство, изложенное им в Сборнике воспоминаний художников [4], где автор, являющийся учеником заслуженного художника, рассказывает историю своего поступления в 1939 г. в ПХУ, когда он получил «оч. плохо» на экзамене по школьной программе по «Конституции» и заканчивает своими воспоминаниями, когда он и его товарищ Альфред Оя, «…искорёженный войной, эстонец по матери и отцу и русский – по родине», в 1952 г., будучи уже студентами институтов, навестили Ивана Силыча в его доме в деревне Ивановка Терновского сельсовета.

Сам Нехорошев во время войны был призван в армию и является участником Великой Отечественной войны, но служил, в связи с ранением, в Ульяновском пехотном училище и прямого участия в боевых действиях не принимал. После войны он окончил ПХУ, а потом поступил в ГИТИС, и по его окончании работал в различных редакциях и издательствах, был литературным критиком, писателем, советским деятелем. Написал более 300 статей о русских художниках и их творчестве, а также вторую монографию, посвященную Горюшкину-Сорокопудову, где наиболее полно и с критической точки зрения опубликовал многое из того, что сегодня является неким каноном для исследования творчества и жизненного пути Ивана Силыча [5]. Кроме того, следует отметить относительно недавно изданную книгу Олега Савина – «Пензенское художественное…» [7]

А в общем, нельзя не отметить, что в биографическом описании жизни и творчества заслуженного художника имеет место сплошная аллилуйщина и восхваление.

Надо сказать, что сегодня мы имеем в обороте те документы, которые Иван Силыч сам тщательно отобрал, а остальные сжёг. И, как можно с большой долей вероятности предположить, причиной такого поступка явилась поддерживаемая Горюшкиным легенда о том, что он является незаконнорождённым сыном П.Я. Пясецкого, известного художественного деятеля, путешественника, который также известен тем, что в 1877 г. создал панораму «Путь из середины Китая до русской границы», длиною более семидесяти метров. А в 1890 году – огромную панораму Великого Сибирского пути, 940 м длиной, которую на Всемирной выставке в Париже отметили Большой золотой медалью. Это был в то время известный деятель. А легенда, со слов Горюшкина, подтверждается якобы тем, что он как раз и служил мальчиком при буфете на пароходе, на котором его встретил и устроил Пясецкий для обучения в Петербурге. Однако, когда пришло советское время, Горюшкин стал говорить, что он из семьи бурлака. То есть говорил то, что было выгодно в данный момент.

Далее, после смерти Горюшкина, эти отобранные документы попали в руки преподавателю училища Михаилу Емельяновичу Валукину, хотя по логике событий и вещей должны были бы попасть в фонд Картинной галереи для всеобщего обозрения, изучения и пользования. После смерти Валукина эти документы и многочисленные фотографии смог получить известный деятель культуры, краевед и коллекционер Игорь Шишкин; часть фото из этого наследия уже была опубликована в вашем журнале. Но эти фото являются немыми свидетельствами отдельных эпизодов из жизни Горюшкина, а без подробных комментариев о лицах и событиях, запечатлённых на этих фото, для неподготовленного читателя это – картинки с непонятными персонажами из прошлой жизни.

Когда наступила советская власть, Горюшкин-Сорокопудов был вместе с Петровым Н.Ф. (также талантливым учеником И.Е. Репина) в Пензе, где оба преподавали в ПХУ. Они стали первыми авторами портретов Владимира Ленина и Карла Маркса, размещённых в Губсовете.

Переезд в Пензу

А.С. Крылов: Вы знаете, когда я читал автобиографические воспоминания самого Горюшкина о трудных временах того времени, то мне казалось, что ему, наоборот, пришлось очень многое претерпеть. Чего стоит его выражение о характере отношений к труду художников, сложившихся в руководящих органах партии и культуры во время его преподавании в ПХУ: «За реализм – под суд!».

Д.Н. Димаков: Прежде всего, надо учитывать тот факт, что в стране после революции произошли катастрофические изменения, связанные с идеологическими воззрениями новоявленных вождей и их представителей в отношении предназначения культуры и творчества.

И в этой связи, уехав в 1908 г. в Пензу, Иван Силыч продолжал работать и преподавать как и прежде, оказался в той среде, в которой он успешно творил до революции 1917 г. Он продолжал трудиться и зарабатывать на жизнь своим трудом и творчеством, и никто ему в этом отношении препон не делал. Это, во-первых.

Во-вторых, он купил в деревне Ивановка участок земли под дом и творческую мастерскую. После отмены частной собственности на землю советской властью за ним была оставлена эта усадьба и указом «сверху» было предписано его никаким образом не трогать, не раскулачивать и не притеснять.

В-третьих, в результате своей деятельности, Иван Силыч был оценен по заслугам и стал орденоносцем (1943 г.), награжденный одним из самых высоких орденов Советской власти – орденом Трудового Красного Знамени. Также он получил звание заслуженного деятеля искусств РСФСР, состоял в Ассоциации художников России, пользующейся поддержкой государства, а также награжден грамотой Верховного Совета РСФСР.

И.С. Горюшкин-Сорокопудов – орденоносец. 1943 г. Из собрания училища

Однако ещё до всего этого, после событий 1905 г., Иван Горюшкин активно противостоял, как и большая часть художников, студенческой молодежи и преподавателей того времени официальной линии властей на восстановление законности и порядка.

Горюшкин участвует в мае 1905 г. в подписании Резолюции художников в числе 113 человек. В 1906 г. появляется серия его картин «Баррикады в 1905 г.». Горюшкин участвует в издании журнала «Гамаюн», сразу же подвергнувшегося закрытию, участников выпуска задержали, «…Горюшкина продержали сутки в жандармском участке и после допросов выпустили, взяв подписку о неучастии в газетах и журналах, подрывающих устои самодержавия». До революции 1917 года он остается под негласным наблюдением.

Именно это его участие в борьбе против «царизма», как можно предположить, станет причиной того, что его творчество в Петербурге, станет всё менее и менее востребовано. Большинство заказчиков были явно не на стороне Максима Горького и его сторонников, развязавших провокацию с расстрелом рабочих. Поэтому Горюшкин резко потерял серьезные заказы и ему ничего другого не оставалась, как зарабатывать на жизнь, продавая рисунки с «женскими головками», которые тогда явно пользовались огромным спросом. Но этот вид деятельности относился в то время к аморальному творчеству (что-то такое, на грани разврата и порнографии), чем к деятельности, носящей традиционный моральный и нравственный характер среди потенциальных заказчиков художественного творчества в высшем свете.

Кроме того, в это время Горюшкин и Клавдия Петровна (его жена) потеряли ребёнка – девочку, которая у них родилась, и они лично очень переживали это горе. После чего, как полагают некоторые исследователи его творчества, они и отказались от рождения других детей.

Поэтому есть предположение, что совокупность всех последних событий явилась причиной того, что Иван Силыч вынужден был покинуть Петербург и искать место для своей дальнейшей жизни в другом городе. Конечно, его тянуло прямо к Хвалынску, откуда была его жена Клавдия Петровна и многие друзья, с которыми Горюшкин общался, часто встречался. Ведь из саратовских мест он уехал на дальнейшее обучение в Петербург.

ПХУ в то время было одним из самых известных в России и наличие вакансии преподавателя (прежний штатный преподаватель Н.К. Грандковский умер в 1907 г.) предопределили его решение в 1908 г. о переезде в Пензу. Горюшкин становится штатным преподавателем художественного училища, состоящего в ведении Императорского Двора, а значит – на царской службе.

В-четвёртых, важно отметить, что уже в Пензе по просьбе художника 22 мая 1911 г. ему выдается Академией художеств сертификат сроком на год для поездки за границу. Из Неаполя в письме Клавдии Петровне он с большим восторгом пишет о своих впечатлениях: «Голова идёт кругом … через два дня возвращаюсь в Рим, где пробуду продолжительное время». Эта поездка по многим странам Европы явилась для Горюшкина – по его словам – второй академией.

Для сына бурлака, о чём Горюшкин старался всегда упоминать, его судьба и творчество были незаурядными, и обижаться здесь в случае неудачи можно было исключительно на себя.

Но он был человеком, который «сам себя сделал».

А.С. Крылов: Да, скорее всего, Вы правы. На жизнь нельзя смотреть только через черно-белый фильтр и, тем более, делать выводы исключительно по односторонним оценкам, данным, как правило, под действием обстоятельств и/или в минуты слабости.

Надо сказать, что в Российской империи в 19 веке уже существовали социальные лифты, когда талантливые от природы с незаурядными способностями юноши могли быть замеченными, могли получить достойное образование и стать профессионалами и творцами в своём устремлении. Более того, как мне кажется, наличие определенного слоя богатых людей и широкого народнического движения являлось плодотворной почвой для поддержания и развития такого творчества.

Периоды гонений в ПХУ на художественное творчество и подготовку учеников

С другой стороны, следует также отметить, что описание периодов, связанных с разрушением после революции 1917 г. русской художественной школы, которое Иван Силыч подробно изложил в своих воспоминаниях, является актом большого мужества, позволяющим сегодня ещё раз объективно подтвердить причины развала, деградации и откровенного поругания традиций художественной русской школы в РСФСР. Это уничтожение культурного наследия и традиций происходило, как правило, путём открытого уничтожения материальной базы художественной школы, а также путём дискредитации преподавателей и системы обучения, в частности, путем публичного натравливания учеников на наиболее опытных и выдающихся представителей школы художественного творчества.

Из воспоминаний Горюшкина известно, что для ПХУ этими периодами разлома и уничтожения русской художественной школы и искусства были три следующих:

– период Равделя с 1918 г. по 1920 г., которому «…в музее Селивёрстова виделась буржуазная зараза. В дни празднования Октября Равдель разъезжает по улицам в красной тоге на вороном коне, изображая античного героя». Он пытался доказать, что «… всё, что было раньше в Художественном училище, – это скучная рутина и, что искусство должно быть таким, как оно проявляется в новых левых течениях. Отрицалась всякая грамотность и серьёзное углубление в искусство»;

– период Соколова с «бандой из Екатеринбурга», с 1920 г., длился недолго, но вред, нанесенный ими, был огромен;

– после смены Соколовской банды заведующим училища вновь стал Петров Н.Ф., благодаря которому удалось сохранить остатки того, что не успели до конца разворовать и уничтожить, и он смог наладить нормальный ход учебного процесса;

– период Халтурина с 1930 г. по 1932 г., который сразу же «…окрестил всех старых преподавателей недобитыми буржуазными прихвостнями, вредителями, которые мешают быстрому развитию пролетарской культуры». При нём уничтожали библиотеку, некоторые книги разворовали, а часть книг по мировому искусству свёз на макулатуру, копии античных скульптур, приобретенные в Италии, разбили. Он организовал «суд общественности» над старыми педагогами и вынудил Ивана Силыча и часть педагогов оставить работу в ПХУ.

Такая практика откровенно поддерживалась официальными властями, при этом полностью терялся здравый смысл обучения, происходила дискредитация учителей и наставников, исключалась главное – свобода творчества, а само художественное творчество превращалось в ремесло по написанию вывесок, чёрных квадратов, кубов и всякого рода абстракций и иной рекламной продукции.

Надо сказать, что отголоски того развала и уничтожения художественной школы в России мы сегодня можем оценить на примере создания таких убогих и жалких скульптурных творений как то, которое, благодаря деятельности чиновников от культуры и их покровителей в правительстве Пензенской области, оказалось «временно» установлено в центре г. Пензы. Понятно, что каждый художник способен создать и сотворить тот образ, который он видит, благодаря своему образованию, вере и традициям, общей культуре, воспитанию и кругозору.

Однако образ дьявола, похожий на Кентавра, с дырой вместо сердца и души, известного в узких кругах скульптора Ткаченко Ю., есть яркое воплощение сатанинских устремлений той группы лиц, (а она многонациональна), которая, как известно, долго «обхаживала» губернатора Белозерцева И.А., пыталась договориться с ним и добилась своего.

Это была, как я полагаю, первая совсем неслучайная попытка, предпринятая из либерального центра, создать в регионе альтернативу традиционному русскому реализму в виде либерально-сатанинского направления в искусстве, используя абстрактные и откровенно противоестественные образы и формы, искажающие представление о прекрасном, божием мире и противоречащие всем тем традициям, которые признаны во всем мире, как русская школа. В ряде городов России такие действия либерал-сатанистов увенчались успехом, как например, появившееся в Москве творение под название «Куча глины №4» Урса Фишера в виде естественных 12-метровых форм, похожих на отходы жизнедеятельности человека.

И сегодня, изучая наследие Горюшкина-Сорокопудова, мы видим свидетельства, полученные из первых рук, главных причин того, почему сразу же, после так называемой революции, почти полностью была разрушена основа и утеряна школа подготовки мастеров русской живописи. Продолжение творчества было возможно, и в том числе, только исключительно благодаря тем его столпам, кто вынужден был, скрепя сердце, писать красные знамена, вождей революции и пролетариата, стоящих на трибунах, а потом по требованиям очередного комиссара от культуры, замазывать их другими фигурами, которые ещё не подверглись преследованию и репрессиям со стороны политических властей.

Многие были вынуждены эмигрировать. Реализм был объявлен преступным деянием, так же как сегодня в иудейской традиции художникам в Израиле под страхом «побития камнями» запрещено изображать людей, животных птиц и др., то есть, все то, что создано Всевышним. Именно в противостоянии разных расовых традиций народов, а значит и ментальных верований, проявлялся истинный конфликт сторон, а не в противостоянии якобы интересов рабочих и крестьян относительно царя и основ его власти и государственности. Возник конфликт, заранее готовившийся мировым финансовым лобби иудеев и профинансированный ими в 1905, а затем 1917 г., а культура и искусства были главной целью, мешающей созданию трудовых армий и всеобщего и равного счастья для всех в Земшаровой республике.

Фактически позиция Горюшкина-Сорокопудова на должности преподавателя, проявленная им в противовес требованиям новоявленных представителей советской власти, прибывших в ПХУ по заданию центра, во многом способствовала сохранению остатков и поддержанию основ школы художественного творчества во вновь образованной республике (РСФСР) после непрекращающихся попыток уничтожения всего, что ещё могло быть уничтожено и запрещено.

Наверное, в этом также и состоят значимость и величие заслуженного художника и орденоносца Горюшкина-Сорокопудова перед всеми нами и, особенно, перед теми, кто сегодня за счет средств народа дозволяет ваять образцы современных тварей в виде кентавров и им подобных упырей.

Это нам всем привет из далеких годов начала культурных преобразований, начавшихся в России после совершения государственного переворота 1917 г. и длящегося в ряде случаев до сих пор.

Дмитрий Николаевич, как Вы полагаете, насколько сильно повлияла революция 1917 г. на жизнь и творчество Ивана Силыча и какие особенности жизненных перипетий Вы могли бы отметить?

Д.Н. Димаков: Как я уже говорил, Горюшкин вместе с Петровым были авторами многих работ, посвященных Ленину, Карлу Марксу, революции, многие картины были выполнены им в плакатном стиле на фоне развевающихся красных знамен. Горюшкин, как человек самодостаточный и относительно независимый, пытался сохранить некую свою фронду, якобы он не хочет быть похожим на других. Первоначально он писал картины из жизни простого народа, некие вещи о старообрядческом быте. Однако постепенно революционная тема стала общей для всех. И Горюшкин ищет форму и способ выразить своё отношение к революции через сочетание реального, житейского и аллегорического. Этим же увлечены и многие другие художники: «Большевик» Б.И. Кустодиева, «Новая планета» К.Ф. Юона и др.

Горюшкин стал писать красные флаги. Ничего нового он здесь, конечно, не создал, но флаги эти за ним как бы ходили. Тогда он пытался вернуться к старой теме.

А новые люди пришли из нового времени и поэтому их задача была в том, чтобы за короткое время, буквально за одно поколение, полностью сменить не только идеологию, но и людей, а также направления в творчестве, как и само творчество. Поэтому он пытался найти себе место. Он стал писать портреты дам и крестьянок. Горюшкин был очень зависим от среды. Вспомним, когда ему были нужны деньги, он в Петербурге начал писать женские головки.

Потом Горюшкин стал заниматься офортом, офорт вошёл в моду, и были коллекционеры (Н. Чечулин, А. Бурцев), которые покупали много таких картинок. Но больших, каких-то значительных тем в живописи он уже не мог поднять. Видно, что ему чего-то не хватало. По большому счету Горюшкин считался в дореволюционный период своего творчества художником «второй» руки. Советский период сразу же обозначил главную черту его творчества – провинциализм или, как тогда говорили, «периферийность». В центре (культурных столицах) он не смог стать центровым, а на периферии мог им казаться. Видимо в этом исток всех его легенд и мифов, возвышений и падений.

Творчество и характер Горюшкина были разными, если можно так сказать, носили «пятнистый» характер.

Вообще, формирование в окружающих о себе особенного мнения свойственно всем. Чаще люди хотят выглядеть привлекательно, респектабельно, интересно и таинственно, в целом, с положительной их оценкой, буквально от рождения до самой смерти. Отсюда мнимая мифологизация и легендирование, отсюда же ложные «родословные» с претензиями на какой-нибудь ложный титул. Как нет среди людей «белых и пушистых» ангелов, так нет «чёрных и лохматых» бесов. Люди и их жизни находятся где-то между этими недосягаемыми для них полюсами. В смешении – это «серое», которое от близости к белому полюсу становится светлее, а к чёрному темнее. В чьей-то картине жизни среди однообразного серого чуть выделяются пятна серо-белого и серо-чёрного. Перекроить эту скучную картину можно введением в неё интересных и красивых мифов, меняющих представление его о человеке. Многие художники буквально «пишут картины» своей жизни из событий, как бывавших с ними, так и вымышленных, подтверждаемых другими или нет, а также настойчивым проявлением в творчестве своего скрытого желания. Затем эти мнимо-автобиографические произведения получают у зрителя различные трактования, объяснения, истолкования. Чем, собственно, обеспечивают бесконечное продолжение начатого художником легендирования. Но в глубине желания автора выстроить свой внешне красивый, эффектный образ, лежит тщательно скрываемый от всех какой-то неизлечимый внутренний конфликт. В этом драма такого художника. Создаваемое им зеркало, куда он постоянно и любовно смотрится, однажды разобьётся о реальность. Быть и казаться – жизненная дилемма всех, простых и великих художников.

После того как состоялось решение «халтуринского» суда, Горюшкин был в сильной обиде на Петрова Н.Ф., так как тот публично обещал этому суду, что он «исправится», будет меняться, учтет ошибки, что согласился остаться в училище и не покинул его. Горюшкин считал это предательством.

Просто Петров Н.Ф. был мудрее Горюшкина, он понимал, что вся эта послереволюционная пена уйдёт. У него в семье было много детей, их надо было содержать, учить и вывести в люди. Благодаря ему, все они получили достойное образование. У него перед этим в 1921 г. умерла жена. Петров фактически понёс подвиг гражданский. Как православный человек, он написал две иконы «Спаса нерукотворного» в память о своей жене, пожертвовав их в пензенские храмы на молитвенную «вечную» память.

Про Горюшкина говорят, что он никогда икон не писал. Хотя ходили разговоры, что одну икону он якобы написал, и где-то она была в Чембарском уезде, но никто её не видел. Но он такую икону мог подарить, так как у него была большая коллекция икон, в основном старообрядческих. Жена его была из старообрядческой семьи, но Горюшкин вряд ли сам был старообрядцем, так как он учился в Академии художеств и туда «раскольников» не допускали, а принимали только православных. В то время за этим был очень жёсткий контроль. Их стали принимать в Академию только в 1907 г., когда такой контроль был отменен. Но среди учеников Академии художеств их было мало. Рассматривание, «любование» телом при рисовании обнаженных натурщиков (а с 1898 года и натурщиц) оставалось для старовера предосудительным.

Горюшкин и его жена Клавдия Петровна

Горюшкин женился на Холдиной Клавдии Петровне, мещанке из города Хвалынска. Она была красива или, по крайней мере, попадала под его представление, какой должна быть его жена. Он туда часто ездил, у него, как мы уже говорили, там были друзья. Я думаю, что он познакомился с Клавдией Петровной именно там. Оттуда же была Елатонцева Надежда Илларионовна, которая с 1947 г. была научным сотрудником в картинной галерее в Пензе и написала вступительную статью в каталог произведений
И.С. Горюшкина-Сорокопудова к первой его посмертной выставке. Она – дочь Елатонцева Иллариона Автономовича, который учился в Петербурге вместе с Горюшкиным-Сорокопудовым в школе Поощрения художеств, а потом пытался учиться дальше, но так и не закончил Академию художеств.

Впоследствии супруги Горюшкины Н.И. Елатонцеву серьёзно опекали. Когда она закончила искусствоведческий факультет в Ленинграде, то он её взял научным сотрудником в Пензу в Картинную галерею. Сохранились даже какие-то ранние фотографии Горюшкина, где она сфотографирована будучи ещё девочкой. После окончания трудовой деятельности Елатонцева Н.И. в старости уехала в г. Пушкин и там умерла, одинокой. В Пензе она, к сожалению, не имела никаких подруг, никого у неё не было. В 1980-х я пытался её найти, но следы затерялись.

Горюшкин приезжал в Хвалынск к Елатонцеву, вместе они писали этюды, отдыхали, набирались сил. Брат К.П. Горюшкиной есть на портрете. Он был из старообрядцев. Среди детских друзей К.П. Холдиной в Хвалынске, кроме уже названных Елатонцева И.А. и Холдина П.П. был и Петров-Водкин К.С. Возможно, никаких документов о том, что Клавдия Петровна является женой Горюшкина, нет. Так как у старообрядцев-поморцев для совместного проживания и создания семьи никаких разрешений от власти или от церкви не требовалось. Просто принималось решение в семье о том, что «…вот тебе муж, а вот тебе жена». Поэтому подтвердить такой брак юридически сейчас невозможно.

Пик влюблённости Ивана Силыча в Клавдию Петровну пришёлся на 1902 г. В его работе «Концерт в Павловске», так и оставшейся недописанной и датированной тем же годом, изображена Клавдия Петровна – молодая, красивая женщина в большой белой шляпе – этот она. Где-то в 1904 г. сошлись, как сейчас говорят. В браке у них была девочка, которая вскоре умерла. После чего Иван Силыч сказал жене, что больше у них не будет детей и каким образом он это обосновал и почему так решил, трудно понять.

Горюшкин незадолго до смерти уничтожал какие-то письма и документы. Для чего он это делал, я не знаю. По крайней мере, писем к ней и от неё почти нет никаких. Поэтому, когда она умерла, а умерла она в 1948 году, то никаких документов и справок о её смерти и причинах смерти, нет. У нас были запросы в архивы. И, я так полагаю, он принял личное решение похоронить её у себя в усадьбе. После его и её смерти планировалось усадьбу, т.е. земельный участок, на котором был дом в Ивановке и мастерские, могилы К.П. и И.С. Горюшкиных-Сорокопудовых, как владельцев усадьбы, передать для размещения в ней мемориального музея художника, наподобие репинских «Пенат».

А.С. Крылов: А документы об этом есть?

Д.Н. Димаков: Такие документы о музее есть, но немного, возможно есть ещё, их надо только поискать.

А.С. Крылов: Дмитрий Николаевич, расскажите о смерти Горюшкина, ведь об этом много кривотолков.

Последние годы жизни

Д.Н. Димаков: Горюшкин в 1944 г., будучи уже орденоносцем и в звании заслуженного художника РСФСР, ездил на совещание, которое проводилось в связи со 100-летием великого художника России Репина И.Е. Он выступал там, делился своими воспоминаниями. Там же поднялся вопрос о воссоздании мемориального дома-музея Репина и выделении земли под создание такого мемориала. До войны это была территория его дачи вблизи Петербурга в местечке Куоккала, но потом эта часть территории Финляндии отошла к России. Куоккала стала Репино.

Горюшкин, вернувшись, также был воодушевлен планами в отношении увековечения памяти о Репине И.Е. и планировал примерно такой же усадебный мемориал создавать в Пензе. Однако Горюшкина похоронили на Митрофановском кладбище, в той части, что располагается по правой стороне Берёзовского переулка Пензы, вблизи церкви рядом с могилами русского живописца, первого директора ПХУ им. Селивёрстова Савицкого К.А. и известного ученого Спрыгина И.И., который также некоторое время был преподавателем естественной истории в ПХУ.

Конечно, похоронив Клавдию Петровну там, на участке в Ивановке, где располагался дом и его мастерские, он однозначно планировал и предполагал, что и его похоронят здесь же, рядом с его женой. Но этого не произошло. Наверное, наши местные вожди думали на пензенском городском кладбище сделать некий пантеон с местами захоронения великих людей.

Горюшкин умер 29 декабря 1954 г., но уже в мае 1955 г. состоялось решение Облисполкома о том, чтобы деньги, зарезервированные на ремонт кровли дома в Ивановке, перенаправить на такой же ремонт в Тарханах. Лермонтов всё-таки великий писатель, а Горюшкин как бы ещё только …

А.С. Крылов: Вы эти документы видели?

Д.Н. Димаков: Да, конечно. Это решение Управления культуры Пензенского облисполкома.

Раздел имущества

В то же время произошёл раздел всего имущества. Усадьбу, все постройки, передали Союзу художников. Тогда Союз художников не был сильно отделен от художественного училища, часть обстановки, художественной мебели, художественные произведения, картины передали в Картинную галерею, которая находилась в здании ПХУ: мы тогда все были как бы одно целое. Даже отдельного счёта у Картинной галереи не было, всё было едино, да раньше так и писалось: Пензенская картинная галерея при Пензенском художественном училище. И когда давали в 1955 г. имя Савицкого К.А., его присвоили Картинной галерее и Пензенскому художественному училищу, как единой организации.

В общем, разделили всё имущество так: художественные произведения (живопись, скульптуру, графику и художественную мебель) передали в Картинную галерею, а бытовые: стулья, столы, рамы тумбочки, что-то из обихода, реквизит и библиотеку – в художественное училище.

Сама Ивановка ещё долго агонизировала, туда долгое время ездили молодые художники. Там жил Виктор Непьянов. Года два жил, отпугивал местное население, чтобы не грабили. Он там написал много этюдов, несколько картин. Вообще местные художники любили это место. Там было вольготно. Союз художников хотел сделать там творческую дачу, где бы художники могли встречаться и работать. Но потом всё последнее сохраненное там имущество в коробах перевезли в Пензу. Оно долгое время было в художественном училище и частично сохранилось. Но многое пошло по рукам.

Таким образом, планы об использовании дома и мастерских не смогли выдержать испытания временем. Эта совместная жизнь и деятельность художников скоро прекратилась. Художники – народ очень сложный и неуёмный. Бревна от летней мастерской Горюшкина долгое время, до начала 80-х, лежали на территории училища. Видимо, предполагалось, что летняя мастерская будет восстановлена во дворе училища. Потом все разобрали, растащили, выбросили в мусор и в итоге сожгли. В Ивановке в том же сильно поучаствовало и местное население. В общем, следов не осталось. Там ещё у кого-то были какие-то офортные доски, которые деревенские мальчишки брали и разбрасывали в разные стороны.

Дом в Ивановке от художественного училища передали Новоивановскому сельсовету и перестроили под начальную школу. Сейчас он стоит забитый со всех сторон, заколоченный, а на окнах решётки. Дом как бы по умолчанию является муниципальной собственностью. Вокруг усадьбы располагаются участки, в основном, уже приезжих из города жителей, которые понемножку стараются прикроить себе какую-то её часть. В связи с тем, что дом был сильно перестроен, никакой уже исторической ценности он не имеет.

Могила Клавдии Петровны заросла травой и кустарником. Сама могила – загадка: никто не знает, кто там лежит. Крест сгнил и пропал, и только место расположения могилы можно определить, исходя из ещё сохранившейся оградки, расположенной на месте её установки. Документов нет, родственников нет, генетическую экспертизу не проведёшь. Всё осталось на решение времени. Холмик почти стёрся. Мы, было, предприняли попытку перезахоронить её прах сюда в Пензу, рядом с прахом Горюшкина. Писали в разные инстанции, но нам ответили, что нет никаких документов, подтверждающих, что это она.

По действующему законодательству останки Клавдии Петровны юридически невозможно перезахоронить.

О Клавдиии Петровне мы не знаем: когда она родилась, когда она умерла, когда она состояла в браке, в живых не осталось никого, кто мог бы что-то рассказать и подтвердить. Понятно, что кто-то должен ответить за это полное пренебрежение к сохранению памяти о жене заслуженного художника. Но это дело следующего времени. Может быть, ещё и «всплывут» какие-то документы.

Остался известный портрет, где она стоит в подвенечном платье, на обороте написано, что это Клавдия Петровна Горюшкина-Сорокопудова, ниже приписано, что это «жена художника». То, что портрет подписан Горюшкиным-Сорокопудовым, никто утверждать не возьмётся.

Есть ещё фотографии, где она в обществе гостей Ивановки. Но это ни о чём не говорит. Клавдия Петровна была мужественная женщина, но судьба распорядилась по-своему. Но такая вот судьба.

О Петрове, его учениках и академике живописи К.А. Савицком

Горюшкин ведь ругал Петрова Н.Ф. за то, что тот остался в училище после известного суда группы банды Халтурина над несколькими старыми художниками-педагогами, включая и Горюшкина. Однако Петров был умный человек и понимал, что если уйдёт из училища ещё и он, то в училище не останется никого, кто бы мог преподать академическую школу. И поэтому Петров Н.Ф., принимая решение остаться в училище, становился единственным хранителем этой академической школы. Сегодня можно утверждать, что он правильно поступил. Его осуждали, говорили, что он ставит какие-то странные постановки. Например, натюрморт из кусков церковной парчи с куколем монахини-схимницы. Его ругали за это. Но он, по-прежнему, упрямо вёл свою линию.

У Петрова были преданные ученики. В 1930 г. кто-то из них даже жил на его квартире с ним в одной комнате. Две дочери и сын Петрова уехали в Ленинград и стали художниками. Одна стала графиком и сын тоже – рисовальщик он был очень хороший, а другая дочь стала декоратором кукольного театра. Четвёртый сын стал палеонтологом. С одной из дочерей – Ниной Николаевной Петровой – графиком я был знаком. Она очень нелестно отзывалась о Пензе. Помнила как в Пензе шельмовали её отца, как потом долго ломались с решением о его выставке.

Бунчин Михаил Васильевич – ученик Петрова Н.Ф – приехал в Пензу продолжать его традиции. Однажды он решил проявить инициативу. После того как в Ленинграде состоялась выставка работ Петрова Н.Ф. к 100-летию со дня его рождения, он стал просить, чтобы эту выставку привезли в Пензу. А потом стал ещё уговаривать, чтобы часть картин от этой выставки подарили Картинной галерее в Пензе.

Но сначала Картинная галерея от предложений этой выставки и от принятия подарка в виде хотя бы части картин Петрова Н.Ф. …отказывалась по странным соображениям, считая Петрова Н.Ф. врагом Горюшкина. Это был примерно 1973 год.

Всё-таки выставка его в 1974 году состоялась и часть работ всё же была оставлена в Пензе. Причём, дочь Петрова Н.Ф. хранила дома и другие известные работы отца и тогда же была намерена передать всё в Пензу. Но не передала…

Я был у неё на ул. Чайковского в квартире в Ленинграде. Большой старый дом, большая и тёмная квартира. Я долго стучал в дверь. Холод был, что на улице, то и в подъезде. Открыли, в темноте стоит силуэтом маленькая женщина, смотрит в упор, закутанная вся. Я представился. Сказал, что вот договаривались с вами о встрече, сделал несколько шагов и встал, так как в темноте ничего не видел. Нина Николаевна пережила тут блокаду. Зашли в мастерскую. Это была её мастерская и мастерская отца. Николай Филиппович Петров во Всероссийской Академии художеств с 1936 года вёл персональную мастерскую в том же помещении, где в своё время преподавал И.Е. Репин. Он привёз с собой в 1936 году 6 человек из ПХУ и они в 1941 г. шли на диплом, но началась война. Кто-то из студентов уехал в Самарканд с эвакуированной туда Академией. Остальные, имея бронь, пошли на фронт добровольцами. После войны Бунчин М.В., один из лучших учеников Петрова Н.Ф., как я говорил, приехал с фронта в Пензу. Полное образование он так и не успел получить, в связи с войной, но по профессиональному уровню он был, пожалуй, выше всех и в творчестве и в преподавании.

Мы готовим в сентябре этого года (2024 – ред.) выставку работ Бунчина. М.В. Но это отдельный разговор…

Петров Н.Ф. понимал, что каким бы Горюшкин не был человеком, он несёт традицию, он может учить, рисовать и писать. Петров рекомендовал И.В. Владимирову – директору ПХУ – пригласить Горюшкина к преподаванию. Горюшкин в своих «Воспоминаниях», так сказать, «отблагодарил» Петрова Н.Ф. А ведь все знали про эту ситуацию…

В общем, так вот они и разошлись – два ученика одного великого учителя Репина И.Е.

«Без трёх праведных, несть граду стояния»

Я считаю, что Первым Праведником у нас в художественном образовании, непререкаемым авторитетом по жизни и в обучении студентов, как педагог и воспитатель, как администратор и как человек высоких качеств и достоинств был в первую очередь Савицкий К.А.

Вторым таким же, после Савицкого Константина Аполлоновича, был Петров Николай Филиппович, а вот третьим – ученик Петрова Н.Ф. – Бунчин Михаил Васильевич. Он также не гнался за званиями, орденами и медалями, но боевые награды у него были.

Творчество его я называю – «победным искусством». После войны было особенное состояние в русском искусстве, когда народ воспрял духом. Ему после горя и испытаний захотелось чистоты и ясности. Бунчин М.В. – ярчайший представитель такого искусства.

Николай Филиппович Петров. 5 июня 1926 г.
Фотограф неизвестен. Из собрания училища

Михаил Васильевич Бунчин. 1970-е года.
Фотограф неизвестен. Из собрания училища

Кстати, выставка работ Бунчина М.В. запланирована к проведению с 6 сентября этого года в выставочном зале училища. Потом ещё будет открыта 18 сентября в Картинной галерее. Кстати, надо отметить, что там также, как и в случае с Петровым, отказывались от приёма в дар работ Бунчина М.В.

А.С. Крылов: А что они отказывались? И чем же мотивировали отказ от принятия в дар работ Бунчина М.В.?

Д.Н. Димаков: Да, и мне пришлось ходить туда и упрашивать и объяснять, что отказываться нельзя. Я предлагал, чтобы лучшие из картин после проведения выставки в ПКГ они забрали себе, а остальное, «неподходящее», отдадут нам в училище, так как у нас уже была большая коллекция работ Бунчина М.В.

А.С. Крылов: А кто же там отказывался, полагаю, что в то время Сазонов мог сказать своё в этом отношении слово?

Д.Н. Димаков: Ну, в своё время Сазонов к этому приложил руку… но потом были и другие. По пензенской традиции художники на Бунчина М.В. навешали ярлыки: «сухарь», «некартинщик» и «несовременный». Но вот прошло время и всё встало на свои места. Наконец, Картинная галерея поступила проще, сразу отобрала себе всё, что им понравилось, а то, что осталось, нам пришлось вставлять в нашу выставку. Зато в выигрыше зритель.

А.С. Крылов: То есть здесь имеет место некое соревнование между двумя центрами художественной жизни: Пензенской картинной галереей и Пензенским художественным училищем?

Д.Н. Димаков: Пензенское художественное училище стало тем местом, ядром, из которого выросли все другие формы местной художественной культуры: музеи, выставки, критика, собирательство. Но в Картинной галерее некоторым специалистами сейчас кажется, что они самые умные и понимающие в искусстве люди. Но это не всегда так бывает…

А.С. Крылов: Да, мне пришлось в своё время контактировать с некоторыми работниками Картинной галереи, первоначально благосклонно отнёсшимися к публикациям нашего журнала, но потом они перестали отвечать на мои звонки. Я думаю, это было связано с тем фактом, что лично директор картинной галереи Застрожный К.В. был сильно обижен расследованием, проведенным нашим журналом [8], в отношении принадлежности авторства на стихи к песне «18 лет» именно русской поэтессе Смирновой Матрены Платоновны из с. Русский Ишим, а не на тот момент директору Дома народного творчества из Пензы Застрожному В.К. Это не наша выдумка. Этот вывод подтверждается прямыми свидетельствами документов и газетных публикаций, а также, Слава Богу ещё здравствующих многих современников члена Союза писателей поэтессы Смирновой М.П.

Таким образом, мы в Пензе сталкиваемся с фактами того, что не всегда советская культура в отличие от русской культуры, формировалась праведным путем.

Д.Н. Димаков: Горюшкин до революции считался художником «второй» руки. Об этом мы говорили и об этом есть много свидетельств, например, читая отзывы по прошедшим выставкам. Он подрабатывал тем, что был иллюстратором в журналах. Однако надо отдать ему должное.

Педагогический коллектив ПХУ. Слева направо в верхнем ряду: Неизвестный, Дубков В., Евстигнеев Н., Постнов А., Постнова К., Бунчин М.
Сидят: Смирнова А., Валукин М., Горюшкин-Сорокопудов И.С., Неизвестный, Алентьев Н., Вавилин А.;
Внизу: Неизвестные. 30 июня 1946 г. Фотограф неизвестен. Из собрания училища

Если Петров Н.Ф. смог сохранить академическую школу, училище и создать, сохранить педагогический коллектив в период с 1910 г. и событий революции (1918 г.), гражданской войны, разрухи и голода по 1930 г., а потом до 1936 г. он преподавал, то Горюшкин – сохранил школу и традиции, руководил училищем в военный и послевоенный период с 1942 по 1946 г. Далее, после увольнения с должности директора, и почти до конца своей жизни, до 1953 г., он оставался консультантом. Его иногда приглашали, привозили на лошадке в училище и он при осмотрах шёл впереди всех и, указывая пальцем, говорил: «Вот эта, вот эта и вот эта работы – это пятёрки» и… уезжал. А остальные работы, там уже преподаватели делили, кому четверку, кому тройку и т.д. Конечно, его мнение было особенное, он всё-таки был художником большим и поэтому к его мнению прислушивались.

Именно здесь в Пензе Горюшкин стал непререкаемым авторитетом.

Тем не менее, в училище по отношению к нему существовала оппозиция, одним из его противников был Валукин М.Е., также известный пензенский живописец. Они требовали какую-то жертву от Горюшкина, чтобы он ушёл и не мешал. Валукин выступал против Горюшкина, считая, что тот не заслуживает такого уважения, какое ему оказывалось при жизни. При этом Валукин не учился в Академии художеств: первоначально он окончил курсы Рабфака искусств и затем учился на Полиграфическом факультете у Фаворского В.А. в Московском институте изобразительных искусств. За счёт своего самообразования и постоянной работы добился определённого мастерства и стал в рамках Пензенской губернии известным живописцем. За счёт того, что он постоянно работал, он развивался. Его жена и дочь работали в картинной галерее, другая дочь преподавала музыку.

Я думаю, что не последним было его мнение для того, чтобы закрыть эту тему с усадьбой. На роль директора Музея-усадьбы в Ивановке Горюшкиным выдвигались разные фигуры из местного художественного мира. Это и Валукин М.Е., и Каштанов И.А., и Вавилин А.Г., и Шурчилов А.С. По разным поводам и предлогам они поочередно им отвергались. В результате образовался вакуум, и старый художник остался один в разрушающейся усадьбе. После смерти жены он все больше находил утешение в выпивке.

После смерти Н.Д. Валукиной произошла передача творческой коллекции М.Е. Валукина в ПКГ, но без его документальной коллекции.

Когда я спросил у работников картинной галереи относительно того, почему они дали согласие на передачу документов Валукина М.Е. коллекционеру Шишкину И.С., они ответили, что нам и так достаточно картин, а документы нас меньше всего интересуют. Что на самом деле не совсем правильно. Эти документы должны быть общенародным достоянием, храниться в госархиве или архиве государственного учреждения и не быть подвержены риску утраты.

Полная документально обоснованная биография художника, представленная комплексом фотографий, личных документов, переписки, воспоминаний и пр., является неотъемлемой частью его творческого наследия. Без неё картины немеют. Этот личный архив художника должен храниться там же, где хранятся его произведения.

Горюшкин – особенный человек на нашем небосклоне, его можно любить, можно не любить. Это такой кряж, в него обязательно врежешься. Его как-то надо огибать, слева или справа, чтобы пройти дальше, да ещё и не раз на него оглядываться.

Но сейчас оказывается так, что он не интересен нигде: ни в Москве, ни в Питере, он не интересен среди частных коллекционеров.

А.С. Крылов: Самое печальное, что он оказался неинтересен никому в руководстве области и в её министерстве культуры. Сложилось впечатление, что их более всего интересуют каменные истуканы вождей прошлого партруководства области, деятельностью которых, как сейчас стало абсолютно ясно, был нанесен невосполнимый урон развитию села и положено начало пути его необратимого уничтожения. Сельское население в основной массе стало спиваться, а сельхозпроизводство области, за исключением 5–6 хозяйств, стало глубоко убыточным.

Наверное, поэтому до сих пор так и не издано ни одного какого-либо подробного и объективного исследования творческого наследия художника с глубоким анализом его жизненного пути и публикацией перечня всех его работ.

К вопросу о современном понимании патриотизма
в свете исторического наследия М.Е. Салтыкова-Щедрина

Д.Н. Димаков: Где-то в середине нулевых годов к нам обратилась группа известных лиц, при поддержке одного в прошлом из заместителей председателя правительства Пензенской области с предложением поставить памятник известному русскому писателю-сатирику, публицисту, гению русской сатиры, Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, одно время, с 1865 г. возглавлявшему Казенную палату в Пензе. Один из этих меценатов думал, что за миллион рублей на то время можно было поставить памятник. Мы ответили, что вы давайте формируйте своё предложение, а мы формируем эскиз и далее – на рассмотрение. После этого началась конкурсная карусель с целью определения наиболее приемлемого автора памятника, причем предполагалось, что скульптурно великий русский писатель должен быть представлен сидящим. В итоге, после того, как мы выиграли и прошли все процедуры, на горизонте появился – в то время министр культуры Пензенской области – Огарев В.В., который передал мнение правительства Пензенской области о том, что в Пензе такой памятник ставить нельзя, так как Салтыков-Щедрин не был патриотом Пензы, а поэтому ставить памятник ему нецелесообразно.

А.С. Крылов: Просто диву даёшься, как Михаил Евграфович через почти 180 лет со дня своего рождения в очередной раз смог ярко продемонстрировать всем на примере пензенских чиновников их страх быть высмеянными из-за сравнения их с персонажами его бессмертных произведений. Оказывается, что за почти 200 лет так ничего и не изменилось в умах тех, кто считал и по-прежнему считает себя творцами истории государства российского, в отношении деяний которых никто не смеет их критически оценивать даже в 21 веке.

Их патриотизм состоит в том, чтобы «держать и не пущать» всякого, кто хотя бы намеком может умалить их начальственное величие. Патриотизм в их понимании – это любовь к себе любимым.

Д.Н. Димаков: Нам-то было понятно, что если Салтыков-Щедрин писал что-то особенное о пензяках, то им нужно было не обижаться, а всё это изживать в себе, но уж никак не поддерживать и не замалчивать свои недостатки. И, в общем, вся эта затея с установкой памятника рухнула.

Астраханская коллекция картин Горюшкина-Сорокопудова

А.С. Крылов: Да, интересное такое замечание и наблюдение, которое имеет прямое отношение к культуре на примере провинции, которой является Пензенская область.

Д.Н. Димаков: Был случай, когда Горюшкина посетил его ученик Токарев Алексей Моисеевич, который в то время был директором Астраханской картинной галереи. Приезжал он сюда на самом пороге смерти Горюшкина. Художник, очень растроганный вниманием со стороны Токарева А.М., которого он учил на заре революции в ПХУ (1914–1918), подарил Астраханской картинной галерее часть работ, находящихся в Ивановке. Мне даже кто-то из стариков рассказывал, что до этого уже было принято решение о том, чтобы сохранить историческое наследие Горюшкина для формируемого в его память музея, согласно которому было запрещено всякого рода перемещение и изъятие с мест хранения картин Горюшкина-Сорокопудова. А тут, узнали, что целый воз работ готовится к передаче в Астраханскую картинную галерею. Тогда перед Пензой выставили заслон и уже ожидали этот возок. Но астраханский художник поехал другой дорогой: не через Пензу, а на полустанок Ардым. Там он сел на поезд и благополучно достиг Астрахани. По приезду, картины тут же были вписаны в инвентарные книги и какие-то работы Горюшкина попали в первое издание каталога Астраханской галереи 50-х годов. Но целиком эта часть работ Горюшкина, вывезенная в Астрахань, нигде не выставлялась, даже там.

Я уже раньше предлагал ответственным товарищам, что к 150-летию рождения художника надо сделать полную выставку Горюшкина, даже можно сделать разъездную выставку картин. Например, в каких-то городах рядом с Пензой: в Тамбове – родина всё-таки его; можно было бы свозить в Саранск, там Ф. Сычков, его лучший друг, у которого он часто бывал; ну а потом съездить в Астрахань и сделать объединённую выставку двух коллекций картин, а потом вернуться с этой коллекцией обратно и сделать выставку уже в Пензе. Ну и, конечно же, в Саратов, Хвалынск.

Но это моё предложение не было принято во внимание, и поэтому астраханская часть работ Горюшкина-
Сорокопудова оказалась нами не увиденной. Хотя по России работ Горюшкина в других музеях и картинных галереях совсем не много: в Третьяковке одна, в Пушкинском музее одна и где то там далеко- далеко в Сибири, может быть, две работы. Я сам работы из Астраханской галереи видел только на чёрно-белых фотографиях. Эти картины меня не удивили, там тоже были картины с Лениным и картины с красными флагами.

Вот когда мы говорили об отцах Горюшкина: то ли это был П.Я. Пясецкий, а то ли тот бурлак, то, я думаю, что и тот, и другой не претендуют на какую-то особую документальную ясность. Надо бы найти документы в Тамбовском архиве о его крещении и выяснить, кто были записаны его родителями, а кто были восприемниками. Выяснить, откуда это странное отчество «Силович», иногда даже «Силлович», кочующее в официальных документах. В православном месяцеслове есть только имя Сила с производным от него отчеством Силич или Силыч.

Но, с другой стороны, я нашёл в документах Адольфа В. Сиверина запись, о том, что Горюшкин просил не выдавать его секреты, а он, всё-таки, в одном месте проговорился о том, что тот генерал, у которого он часто бывал в семье, брал деньги, и пр. Петров Н.Н., у которого был сын, тоже Н.Н. Петров, и Сиверин о нём прямо пишет: «Брат Силыча». Значит, семейство Петровых, где в прислугах была мать Горюшкина, не было ему чужим.

Обстоятельства смерти Художника

А.С. Крылов: А можно поподробнее рассказать об обстоятельствах смерти Ивана Силыча? Как говорят, что он умер, сидя в кресле с обожженной рукой…

Д.Н. Димаков: Об обстоятельствах смерти Горюшкина мне рассказал один из тех художников, кто там тогда был. Конечно, он опирался во многом и на рассказы тех местных жителей, которые его первыми обнаружили и вызвали врача.

Во-первых, его нашли лежащим на полу. Вот есть такие складные металлические кровати, на которых лежат в лазаретах раненые. Поскольку кровать его была далеко от голландки, он очевидно решил лечь на «раскладушке» поближе к печке. А голландка была очень хорошей и экономной, сложенной ещё в 1916 году, при ремонте дома. Было достаточно всего нескольких поленьев, чтобы в доме было тепло всю ночь и даже день. В теле голландки было много-много ходов, по которым горячий воздух движется, нагревает кирпичи, и они долго сохраняют тепло. Поэтому крестьяне, которые ухаживали за Горюшкиным зимой, кидали в топку несколько дровишек и уходили. Получилось так, что он не смог сразу встать ногами на пол. Поскольку раскладушка была сделана так, что при подъёме с неё нужно было сначала, скинув ноги, сесть, и потом, сместить центр тяжести вперёд, перевалив тело, встать.

И поэтому, вставая и качнувшись, он не удержался и повалился вперед, инстинктивно выставил руки перед собой, таким образом, опёршись на раскалённую добела дверцу голландки. Внешние стороны обеих кистей из-за этого были сильно обожжены. А потом он ещё упал на пол, ударился и потерял сознание от болевого шока.

Крестьяне, которые нашли его лежащим, каким-то образом сообщили в Терновку, приехал доктор – женщина, которая осмотрела его и констатировала смерть. Он умер, как диагностировали и записали в свидетельстве о смерти, от церебрального атеросклероза – общий для всех курящих стариков диагноз. Поскольку всех интересовали трагические подробности, то все стали пересказывать эту историю, как бы из первых рук, добавляя, то, что им казалось наиболее важным и трагичным. А Нехорошев Ю.И. представил смерть Горюшкина при иных обстоятельствах, якобы он сидел в кресле у голландки и неожиданно умер, а рука оказались обожженной о дверцу голландки из-за того, что Горюшкин не смог её убрать из-за потери сознания.

Акцент на трагических обстоятельствах смерти Горюшкина, которые были описаны Нехорошевым в его версии ухода художника, в большинстве случаев характерен для многих его учеников, глубоко переживавших смерть своего учителя и наставника. Это заставляет и читателя также по-человечески глубоко сопереживать печальной участи художника на фоне нечеловечески казенного отношения лиц, ещё недавно представляющих Горюшкина-Сорокопулова к орденам и званиям.

Горюшкин рассматривал Ивановку как какой-то духовный оазис. Современники Горюшкина рассказывали, что областные партийные деятели, ответственные за культуру и искусства, любили приезжать в Ивановку, привозили с собой водку, колбасу и всякую иную снедь. Все напивались в стельку, и когда отходили, начинался обычный «трёп». Горюшкина начинали спрашивать о его различных мнениях и представлениях о жизни. Например, сохранился такой эпизод из числа обсуждаемых вопросов. Горюшкина спрашивают на политические темы: «А что такое революция?» Горюшкин подумал и потом отвечает: «Революция это половодье». Все начинают обсуждать ответ. Ответ, в общем-то, красивый и образный. Потом решают уточнить: «А что такое половодье?» Горюшкин думает и отвечает: «Половодье – это когда говно верхом течёт». Все смеются и, наверное, предлагают поднять тост за революцию.

А.С. Крылов: Практика якобы заботы о культуре и о её носителях, основанная в итоге на устройстве всякого рода попоек и зрелищных мероприятий, при советской власти существовала всегда и продолжается сегодня. Рассказывают, что Мясников Г.В. и доверенная часть его команды любили проводить время, посещая укромный уголок природы в наровчатских окрестностях вблизи пещерного Троице Сканова монастыря. Дабы сэкономить время, они прилетали туда на вертолёте, загруженном ящиками с водкой и всякой едой, и располагались у дома пасечника. Пчеловод там жил. Местные рассказывали, что была там какая-та мордовка красивая, он любил слушать, как она поет мордовские песни. Направляясь к Горюшкину, вертолет не надо было использовать, благо всё располагалось рядом с Пензой.

Воспоминания Ю.И. Нехорошева

Для более полного представления о последних годах жизни Горюшкина в Ивановке и том отношении к нему, которое в то время сложилось со стороны руководства ПХУ, следовало бы привести отрывок из воспоминаний Нехорошего Ю.И. – ученика Горюшкина – при его посещении Ивана Силыча в Ивановке. Вот как он описывает своё посещение Ивана Силыча по приезду в Пензу на каникулы в 1952 г. [4, стр. 52]:

«…На летние каникулы, мы – уже студенты институтов (Альфред Оя и я) – отправились в Ивановку. Странная картина предстала перед нами. От забора вокруг сада и дома остались столбы и поломанные перекладины. В мастерской разбиты окна, склонился крест на могиле Клавдии Петровны. Постучали в дверь дома. Тишина. Гудит шмель возле крыши, в кустах копошатся воробьи. Дверь приоткрылась. Стоит Иван Силыч в грязной рубахе навыпуск, дырявых шароварах, босой. Измождённое жёлтое лицо.

– Кто такие?

– Ученики Ваши.

– А Шурчилова не видели? Обещал хлеб принести и ай-яяй…

– Мы всё принесли.

Сели за стол. Скатерти нет. Валяются в трещинах тарелки с крошками. Пахнет гнилью и луком.

– Наливай… Ну вот и отходит… Ага, теперь узнаю ребят. Чем заняты?… Институты – это хорошо!.. Помню, у Репина рядом с мастерской была комната, там чай пили, беседы вели об искусстве… Да… Всё было… А ко мне заходить теперь опасно… Был тут Сиверин, мой ученик, теперь преподаватель в училище, заходил со студентами – они убирали капусту на колхозном поле, неподалёку. Ну беседовали, показал то, что вот здесь, в кабинете находится… Да… Потом Шурчилов сообщил – Сиверину за это на педагогическом совете выговор влепили. Развращает Горюшкин студентов. А теперь снова, после разгрома… этих космополитов, снова в опале.

– Не писал героев труда. Признали меня сторонником «Мира искусств», оторвавшегося от советской жизни и студентов уводящего в историю. И вам, ребята, влетит за это посещение.

– Нам не влетит. Художники «Мира искусств» – гордость России. Все знают. На их выставках участвовали Левитан, Серов, Кардовский, Юон, Кустодиев и ещё десятки других русских мастеров. Вам честь и хвала, если присоединяют к ним!

– Спасибо… Но это не для тех, кто завидует в Пензе. Обком выписал мне дрова, а парторг училища затормозил привоз. Потом сбросили мне у крыльца сырые, не пиленные, не колотые. Спасибо Саше Шурчилову, помог всё сделать. Он мой ученик, тоже окончил академию...

…За усадьбой приходит в дом убирать соседка Соня… да убирать-то нечего. Как-то уехал в город, дом обчистили. Всё унесли. И остатки посуды, вилки, бельё, простыни, пиджаки, брюки. Главное – валенки…

– Заявляли в милицию?

– Она далеко, идти в сельсовет в Терновку нет сил.

– А Шурчилов не мог это сделать?

– Он занят, преподает в училище. Часто навещает. Да и время прошло…

Разговор гаснет вместе с водкой, наливаемой в мелкие консервные банки. Скоро стемнеет. Пора шагать в город. Целуем старика в махорочные щёки. Слезящиеся глаза старого мастера.

… В 1954 году, 29 декабря Иван Силыч сидел в своём кабинете у чугунной печки-буржуйки. Выла метель и быстрее её мчалось былое…

Известен только трагический исход его. Потеряв сознание, Иван Силыч упал, а рука его до утра лежала на раскаленной стенке «буржуйки». Покойника не во что было одеть. Александр Спиридонович Шурчилов принес свой костюм. Похоронили художника возле могилы К.А. Савицкого на Митрофаньевском кладбище. Так рассказал мне Аполлон Алексеевич Фомин – ученик Горюшкина, скульптор, член комиссии, на которую возложили похороны Горюшкина-Сорокопудова.

Гражданская панихида состоялась 31 декабря 1954 г., в училище. А через несколько часов в этом же зале начался Новогодний маскарад….

…Мечта художника не сбылась [5, стр. 163], его не похоронили в милой сердцу усадьбе. А вскоре и сад, и огород, и строения, жилой дом и мастерские пришли в упадок. Некоторое время в доме работала сельская школа, был произведен ремонт, но «река времени» всё смела. Автор этой монографии [5] (Нехорошев Ю.И. – ред.) в 1973 году обратился в Областной комитет партии (тогда же всё совершалось с благословения коммунистической партии) с предложением организовать на территории усадьбы музей старинного русского зодчества, благо окрест немало ещё изумительных по красоте изб, мельниц, хозяйственных построек, щедро украшенных деревянной резьбой; а под «крылом» этого музея сохранить и Дом-музей Горюшкина-Сорокопудова. Музей мог бы хорошо посещаться – рядом проходит дорога в Лермонтовские Тарханы и в аэропорт. Ватаги туристов охотно знакомились бы с музеями. Но предложение это под разными предлогами отклонили. Из дома и мастерских Ивана Силыча офортные доски, письма, книги, некоторые холсты исчезли, оставшееся передано в картинную галерею.

Настороженное отношение к творческому наследию Горюшкина-Сорокопудова сохранилось до 1964 года. В связи с 90-летием со дня рождения художника в Москве состоялась его первая персональная выставка. Она открыла для многих интересного самобытного мастера. А за год до выставки в журнале «Художник» (1963, №10) я опубликовал воспоминания и некоторые записи Ивана Силыча».

А.С. Крылов: Я вот смотрю на фотографию Горюшкина с Валукиным. Горюшкин сидит, а Валукин возвышается над ним, как бы, глядя далеко вперед. Словно демонстрирует своё главенствующее положение по отношению к великому учителю. Это мне напомнило Ваши слова о том, что Валукин способствовал скорейшему уходу Горюшкина из училища.

Валукин Михаил Емельянович и Иван Силыч Горюшкин-Сорокопудов, фото из архива И.С. Шишкина 

Д.Н. Димаков: Валукин в то время, в начале 1950-х годов, когда Горюшкин вынужден был уйти, был секретарём партийной организации ПХУ.

А.С. Крылов: Ну тогда конечно! Да! Данное обстоятельство сильно меняет дело и обстановку во всём коллективе. Так как секретарь партийной организации, тем более в то время, имел более сильное влияние, чем даже директор ПХУ. Он мог принимать почти любые кадровые решения, «посоветовавшись» со старшими товарищами из райкома или тем более обкома партии.

Д.Н. Димаков: Есть в его биографии такая тонкая деталь: он служил во время войны младшим лейтенантом Госбезопасности.

А.С. Крылов: Да!!?, какой неожиданный поворот событий, а я смотрю биографические данные Валукина М.Е., читаю воспоминания современников, рассматриваю его этюды, переданные семьёй в дар, и никак не могу взять в толк – почему он, никогда ни чем не блиставший, почти на всех юбилеях и выставках, а также собраниях выступает первым и почему в этих панегириках ему отдают роль «… ярчайшего представителя пензенской художественной школы, внёсшего ярчайший вклад в становление пензенского художественного училища». И ещё один штрих. Известная в Пензе журналист Светлана Февралёва в короткой заметке к воспоминаниям о жизни Нины Дмитриевны писала, что во время войны он был в Селиксах. (www.pravda-news.ru).

Для многих упоминание об этой железнодорожной станции и о трагических событиях, связанных с голодной смертью огромного числа призывников, является тайной. Минобороны до сих пор хранит молчание даже о том, кто и каким образом был наказан за это преступное деяние. Однако причастность Валукина М.Е. к тем событиям является той ниточкой, потянув за которую, можно понять каким художником и где был Валукин М.Е.

Д.Н. Димаков: Валукина мобилизовали, когда в Селиксенских лагерях мор пошёл: дизентерия. Там интенданты воровали серьезно. Туда Ворошилов приезжал, кого-то там арестовали и даже расстреляли. Валукин М.Е., проработав там несколько лет, подводил итоги инспекции: сколько чего поставили, сколько съели, сколько умерло и т.д. Потом он вернулся в училище. И тогда Горюшкин, после своего возвращения в 1944 г. из Москвы с юбилея Репина, стал искать в перспективе директора музея. Он полагал, что Валукин сможет им стать. Но Валукин имел другие намерения. Он с большим пониманием писал всякого рода отчеты по работе в ПХУ. Поскольку окончил Полиграфический факультет, увлекался книгами, знал много известных писателей и имел большую библиотеку. Интересно куда она ушла? Вообще, А. Сычев говорил, что он нашёл часть архива Валукина, якобы выброшенного на помойку.

А.С. Крылов: Но, вообще, для коллекционера это не характерно.

Закономерный итог жизненного пути Художника в тоталитарном обществе

Д.Н. Димаков: Видимо, пришло время сделать нам обобщение, завершающее беседу о И.С. Горюшкине-
Сорокопудове. Его судьба, жизнь и творчество целиком укладываются в разработанную сначала на Западе культурологическую модель «культового феномена» – фигуры или события, возникающего после развенчания «культа личности» Сталина. Применимую к анализу процессов трансформации государственных идеологий, литературы, изобразительного искусства и пр. интеллектуальных пластов, происходивших в советском тоталитарном обществе. Затем эту исследовательскую методологию, правда в более мягком варианте, стали применять и у нас в России. Внутри неё рассматриваются как общие, так и частные вопросы, например: механизмы и приёмы выдвижения, возвышения какой-либо фигуры (артиста, художника, музыканта, писателя и пр.) на фоне её общественного профессионального расположения. Затем следует её фиксация в каком-либо образцовом статусе («великий», выдающийся», «известный» и пр.), как уровня соответствия господствующей идеологии. При постепенном растянутом во времени или одномоментном изменении идеологии статусная фигура может быть низведена, вплоть до полного забвения. И.С. Горюшкин-Сорокопудов был хорошим художником, получившим блестящее профессиональное образование, воспринявшим все положения академической школы, имевшим свою зрительную аудиторию и поклонников. Даже его отход от написания историко-революционных картин. Таких как: «Похороны Ленина», «У гроба Кирова», произошедший в конце 1930-х годов, можно было бы сегодня трактовать как отрезвление от революционного морока, как возврат к лирическому портретизму и уход в частное, индивидуальное художественное творчество. Однако его внутреннее, возможно, тщательно скрываемое им желание стать «царём горы», явно обострилось после отъезда в Ленинград Петрова Н.Ф. и возобладало в нём. Власти заметили это, стали расставлять сети и силки для уловления Силыча на его желании славы, превосходства и банального тщеславия.

Апофеозом возвышения Горюшкина стало празднование его 70-летия. Тут звание и награды. Включение его имени в комиссию по празднованию 100-летия, как ученика И.Е. Репина, посмертно назначенного на роль культового вождя всего советского изобразительного искусства. Тут после этого новый виток его известности, в первую очередь, в пензенском культурном сообществе: возникновение планов создания его музея-усадьбы, «как у Репина»; здесь же благожелательный ответ И. Сталина на письмо Горюшкина о возвращении с фронтов мобилизованных недоучившихся художников. Пришло к Силычу ложное ощущение «непотопляемости», как следствие – безнаказанность в предосудительном и безнравственном поведении, вылившемся в пьянство в училище с его студентами и его же учениками, ставшими преподавателями. Уход с поста директора училища в 1946 году стал чертой, за которой началось его падение. Ему говорили, что орденоносцы себя так не ведут, что заслуженные люди должны быть примером для молодого поколения художников. Но последовавшая в 1948 году смерть его жены Клавдии Петровны только усугубила ситуацию. А ситуация эта выходила на грань деградации личности, дискредитации облика «художника-орденоносца».

Под видом заботы о старом и болеющем художнике его заперли в Ивановке, запретив студентам и преподавателям бывать у него, за исключением людей специально назначенных от актива училища посещать старика, приносить продукты, персональную пенсию и, вообще, следить за его состоянием.

Последним актом разыгранного трагифарса с И.С. Горюшкиным-Сорокопудовым, как культовой фигурой, завершавшим его и жизнь, и славу, стали его похороны. Состоявшиеся в марте 1953 года похороны вождя народов Сталина, стали образцом и для похорон Горюшкина: это прощание и речи у гроба в училище, шествие траурной похоронной процессии по улицам города до кладбища, погребение под боком у праха академика живописи К.А. Савицкого. Для властей, организовавших торжество похорон, того живого и человеческого «Силыча» давно уже не существовало, его завещание о погребении в Ивановке, рядом с прахом жены, никто не вспоминал.

Похороны И.С. Горюшкина-Сорокопудова. Шествие по ул. Куйбышева. 31 декабря 1954 г. Фото: Н. Парамонов. Из собрания училища

В настоящем, да и в будущем времени исследователям жизни творчества И.С. Горюшкина-Сорокопудова надо будет сильно потрудиться над очищением ядра личности художника от культовой скорлупы. А всё-таки художником он был замечательным.

Вместо эпилога

Причиной настороженного отношения к творчеству Горюшкина-Сорокопудова в советское время и особенно в период после его смерти, являлся особенный характер его творчества, выбор непростых тем в творческой деятельности, не подпадающих под термин «политкорректных», отображение художественным образом событий из жизни страны на реалистической основе.

Он был одним из лучших представителей академической школы живописи в русском искусстве. Важной составляющей неприятия сохранения памяти о Горюшкине, вызвавшей временное забвение его имени, являлось отношение партийной власти в Пензенской области к нему как к человеку из далекого дореволюционного прошлого: идеологически враждебному. Для них он был идейным противником, человеком, несущим в общество идеи любви к своему Отечеству и простым людям. Его мировоззрение противоречило догматам коммунистов о создании мирового интернационала Земшаровой республики.

Он, действительно, вопреки веяниям того времени, не писал (как ему и вменяли в вину) портреты передовиков производства, а являлся художником, пишущим свои работы в стиле реализма (что само по себе противоречило установкам советской власти того времени), глубоко переживал трагедию страны и русской деревни, и, как следствие, – русской старины. В числе же оценщиков творчества художников находились те, кого по меткому выражению самого Ивана Силыча, называли «халтуриными». Эти люди, обладая лишь одной пролетарской ненавистью к буржуям и «царским прихвостням», как правило, не имея никакого профессионального образования и опыта работы, стремились уничтожить всё, что было создано до них мастерством и духовным гением наших соотечественников.

Фактически творчество художника-реалиста Горюшкина не соответствовало представлениям коммунистов-большевиков о светлом будущем человечества. Опьяненные идеей победы коммунизма во всем мире, они не могли видеть на стенах и залах картинных галерей правды о том мире и власти, при которой русские люди, вследствие государственного переворота 1917 г., оказались в условиях жесточайшего контроля и запрета на свободное творчество и религиозные убеждения. Любое инакомыслие подвергалось репрессиям и преследованиям.

Для Горюшкина тема божественного начала в жизни каждого человека и государства российского никогда не вызывала предубеждений. Наоборот, благодаря видению в жизни народа присущих им традиций и верований, он смог создать большое количество выдающихся произведений, ярко отражающих русскую национальную культурную традицию. Поэтому любые рассуждения на тему о русской национальной самобытности сразу же вели (что имеет место в ряде случаев и сегодня) к обвинениям в великорусском шовинизме, национализме и, как следствие, к обвинениям в антисоветизме. При этом такое, по-большевистски упрощённое, отношение к культурным традициям не только поддерживается на правительственном уровне, но и является основным вектором национальной политики в России, но только такой политики, в которой русским, как нации, места совсем мало.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что художественное наследие Горюшкина долгие годы пылится в запасниках Картинной галереи, и предложения об организации выездных выставок по городам центральной полосы России и Астрахани не находят ни понимания, ни поддержки у местной власти. Ведь Горюшкин-Сорокопудов здесь, в Пензе, является наиболее ярким представителем русской художественной школы, а не советской.

Важно отметить, что Воспоминания, которые Горюшкин написал и оставил на хранение в ГАПО, о периоде разгрома традиционной русской художественной школы на примере ПХУ в период сразу после революции и до 1936 г., позволяют понять и ощутить глубину пропасти, в которую сбросили великую русскую культуру в целом, и в которой она до сих пор пребывает.

В первую очередь, это стало возможным исключительно из-за падения общего уровня внутренней духовности и жизненного опыта художника, совместно с отсутствием понимания важности отражения духовно-нравственных канонов при создании замысла и общей темы произведения. Однако попытки разгрома классического художественного образования на фоне объявления приоритетом в творчестве художника изображения исключительно революционных преобразований, например, борьбы рабочего класса и крестьянства за создание нового коммунистического общества, не увенчались успехом. И в этом огромную роль сыграли усилия преподавателей старой школы, в частности, Горюшкина-Сорокопудова И.С. и Петрова Н.Ф.

Они, по очереди оставаясь один на один с революционными разрушителями «всего старого и буржуазного», противостояли этому валу пошлости и варварства, утверждая русскую академическую традицию. В отличие от режиссера-«новатора» Мейерхольда, который, полностью отрицая школу Станиславского, заставлял актеров до изнеможения бегать по доскам под потолком, снимать штаны и справлять при зрителях «нужду», видя в этом передовое пролетарское искусство. Поэтому глупо обсуждать сегодня, откуда на площадях и парках в Пензе в 21 веке берутся такие дикие и низкопробные «творения», как фигуры кентавров и им подобных сущностей, образы которых могут возникнуть только в больном воображении. Виной всему – крайне низкий культурный, а, соответственно, и нравственный уровень не только Художника в широком смысле, но еще в большей степени Заказчика. Ведь, как известно, спрос рождает предложение.

Говоря о И.С. Горюшкине-Сорокопудове, нельзя не провести аналогии с жизнью и не менее трагической судьбой знаменитой в прошлом, а затем оболганной и забытой пензенской поэтессы, члена Союза писателей СССР, Матрены Смирновой. А ведь она создала, среди множества прекрасных произведений, такие поистине выдающиеся стихи, как «Милая Роща» и «18 лет», которые получили мировую известность после того, как композитор Октябрь Гришин положил их на музыку, создав песенные шедевры, ставшие неофициальными гимнами Пензенской области. Однако с легкой руки Г.В. Мясникова, который и сам был всегда не прочь выпить, Смирнова была на всю область ославлена, как пьяница, хотя его же холуи её и спаивали, наезжая к ней в гости в село Русский Ишим для того, чтобы «ознакомиться с творчеством», а попутно получить в дар стишок на память и попить крепких напитков.

А после смерти её дом в селе Русский Ишим оказался оставленным без присмотра, часть его сгорела, а брошенное литературное наследие поэтессы растащено. И только к 100-летию со дня её рождения, благодаря литературной общественности и серьёзной помощи со стороны администрации района и предпринимателей г. Городище, выдающейся поэтессе был установлен памятник.

Если внимательно перечитать Записки из дневника второго секретаря обкома КПСС Мясникова Г.В. [6],
то на протяжении двух десятков лет повествования нельзя не увидеть того, что население области при коммунистах усиленно спивается, деградирует и начинает вымирать. Об этом повсеместно имеются записи его наблюдений с ужасающими подробностями.

Таким образом, идеология коммунизма, которую он был поставлен блюсти, оказалась мертворожденной теорией евреев Маркса и его друга Энгельса. Она не способна объединить народ и сформировать трезвое и здоровое общество, так как она полностью противоречит жизненному укладу, культурной традиции и вероисповеданию русского человека, а также представителей всех иных народов, проживавших до революции на территории Российской Империи. В связи с этим, самобытные авторы, смотрящие на мир глазами русского человека, оказались невостребованными.

Одним из основных выводов, к которому приходит в своих записках «главный по идеологии», является вывод о том, что созданное коммунистами безнравственное, безбожное и атеистическое общество страдало почти поголовным пьянством, на селе царила сплошная неухоженность быта, когда в одной комнатухе размером 14 квадратных метров живут и люди, и телки, и кролики, и поросята, стоят две незастеленные кровати, ребёнок 6 месяцев ест сыто (холодная вода с сахаром), а рядом пьяная мать и т.д. Тяжелые, рабские условия, особенно женского труда, отмечаются им повсеместно. Постоянные эксперименты в сельском хозяйстве, катастрофически низкие производственные показатели, почти круглогодичные отвлечения студентов и работников городских предприятий на все виды работ в поле, включая заготовку в лесу, так называемого веточного корма, свидетельствует о серьёзных проблемах в головах тех, кто взялся за руководство экономикой и обществом. Он сам же пишет, что Лёва (первый секретарь обкома Ермин) полностью развалил сельское хозяйство: вложения гигантские, а отдача на копейку.

То же самое должно быть отнесено и на счёт «руководства культурой» в таком обществе. В этом случае, необходимо спросить: о какой культуре эта партия и её представители заботились?

Что можно было развивать и поддерживать в художественном творчестве, не противоречащем постоянно меняющейся идеологии? Наверное – только черные квадраты иудея Малевича и летящие карикатурные чудовища над домами в Витебске его соплеменника Шагала.

Руководство культурой состояло в основном в запрещении почти всего из наследия русской культуры, что противоречило идее евреев Маркса и Энгельса, изложенной ими в «Манифесте коммунистической партии», а именно: отрицании веры, семьи, национальности, денежного обращения, государства и др.

Когда началась борьба с космополитизмом (конец 40-х годов 20 века), преподавателям ПХУ запрещали организовывать встречи студентов с орденоносцем, заслуженным художником Горюшкиным-Сорокопудовым, под предлогом его «дурного» влияния на них из-за того, что он был художником «Мира искусства». Такой же метафизической ненавистью под предлогом оправдания падения собственной нравственности пылали всякого рода партийные секретари и «начальники управлений и отделов культуры» области, «навсегда» отказывая в увековечении памяти культурных творений тех творцов, чье духовное видение мира не совпадало с указаниями второго секретаря обкома КПСС.

Именно поэтому, вследствие многолетнего противоестественного отношения к творчеству художника, основанного на извращенных принципах партийной морали и идеологических установках, в настоящее время в среде, как искусствоведов, так и чиновников от культуры присутствуют исключительно субъективные оценки творчества такого художника как Горюшкин-Сорокопудов.
Да и, вообще, любого творчества. Причем, речь не о личных пристрастиях. Прославление творчества художника в общественной среде, допущение к публикациям его трудов, их выбор, а также разрешение на размещение заказа происходит исключительно с учётом того, является ли данный автор членом «правильной» команды или нет. Остальное почти не имеет значения. Если он на «правильной» стороне, ему позволено все. Он может, вообще находиться в состоянии сатанинской эйфории – услужливые журналисты разъяснят недоумевающей публике, что перед ними не что иное, как образец нового современного искусства.

Чтобы не быть голословным, достаточно привести лишь один пример. В Пензенской области Всеволод Мейерхольд считается неким светочем театральной культуры и нашим всё. При этом из его биографии широко известно, что этот деятель ненавидел своего отца до такой степени, что изменил фамилию и имя, чтобы как можно больнее ему досадить. При рождении он имел имя Карл Казимир Теодор Майерхольд. Он даже не нашел времени проводить в последний путь отца, так как был занят… на репетиции какого-то спектакля. Почти в каждом классе гимназии, где он учился, он не раз оставался на второй год. Последний раз он посетил отчий дом в Пензе в 1904 г. Его новаторство, за которое его пытаются признать гением, состояло в том, что он полностью отрицал главенствующую роль в театральном искусстве способностей и таланта артиста, вопреки тому, как это утверждал признанный гений Станиславский.

В настоящее время оказались раскрыты архивы КГБ, среди которых найдены сотни доносов, написанных им на своих учеников, коллег по цеху и руководителей других театров, дабы устранить их из театральной жизни путем оговора. Некоторые из оболганных после этого получили десятилетние сроки лагерей. Однако апофеозом творческой карьеры этого почти душевнобольного представителя сатаны стало его предложение властям в Москве организовывать расстрелы врагов народа во время спектаклей на сцене его театра. Все театры в 30-х годах в Москве страдали от отсутствия достойного, идеологически выдержанного репертуара. В случае принятия его предложения аншлаг, как он полагает, был бы обеспечен.

Поэтому просто отмахнуться и не заметить сути, созданной руками представителей власти проблемы, в связи с длительным отказом признать творчество Горюшкина-Сорокопудова для Пензенской области выдающимся, становится просто неприличным и малопонятным. Особенно нельзя не заметить этого равнодушия на фоне того что насколько вникал в проблемы развития образования и творческой активности населения Пензенской губернии бывший её губернатор Селивёрстов Н.Д., завещавший огромные личные средства на строительство здания Рисовального училища, настолько к этому с полнейшим равнодушием относятся те из наших современников, кто сразу после «перестройки» начал приватизировать на себя и своих родственников всё, на что упал их взгляд.

И здесь важно помнить и отличать русскую культуру, которая сформировала народы Российской Империи из этноса в единую нацию русских людей, и советскую культуру, в которой подавляющее большинство творений русских художников и писателей были запрещены, уничтожены, а сами авторы были преследуемыми и дискредитированными. 

Поэтому рассуждая о советской культуре в Пензенской области, вдруг возникшей на обломках творений и мастерства русского народа, мы постоянно сталкиваемся с  «чудо-творцом» такой пензенской культуры в лице  второго секретаря обкома Мясникова Г.В. Но и здесь он каждый раз, прежде чем что-то создать, подсмотрев из истории Российской Империи, вынужден был  согласовывать  и испрашивать  идеологического разрешения на  все свои дальнейшие шаги у кураторов из ЦК КПСС. Всё, что он делал, как он неоднократно отмечал в своих Записках, так это преследуя одну цель: оставить память о себе любимом для будущих поколений.

И здесь вновь вспоминается генерал-губернатор Пензенской губернии Селивёрстов, который завещал городу 500 тыс. рублей и, кроме этого огромную коллекцию своих картин. Однако почти через сто лет после этого его идеологический оппонент, второй секретарь пензенского обкома КПСС Мясников Г.В. в своих Записках из дневника [6, стр. 394] обозвал Селивёрстова «…жандармским полковником, то ли генералом, затратившего 500 тыс. руб. на здание училища, и, обращаясь к Сазонову, вопрошал: не на крови ли революционеров заработаны эти деньги? Не на крови ли стоит это здание?»

Напрашивается вывод: В течение более, чем ста лет после совершения государственного переворота 1917 г. страна, претерпевшая дважды территориальные разрушения и людские многомиллионные потери (из Российской Империи раскололась на республики в составе  СССР, а потом из СССР, потеряв все свои республики, превратилась из РСФСР в РФ) живет в самом жёстоком и суровом по сравнению со всеми остальными странами мира атеистическом общественном устройстве – режиме, для которого взгляд на божественное устройство мира является главным противоречием высшей цели – строительства единообразного коммунистического общества во всём мире.

Именно этот режим формирует в советском обществе мировоззрение, на словах исполненное высокого гуманизма и человеколюбия, но только к себе любимому и без бога, а на деле демонстрирующее свою истинную сущность под девизом: «Кто не с нами, тот против нас!»

Ссылки:

1  Дина Злобина, «Воскресение вербное: стихи разных лет». - М.: Сов. писатель, 1991 - с. 218-220.

2  Георг Мясников. «Страницы из дневника. 1964-1992». М.:2008 г. стр. 97

3  Голубина Нина. Восторжествует ли Справедливость на Юбилее песни О.Гришина/10 ноября 2019 г. https://vk.com/wall3611743065441

4  Иван Горюшкин-Сорокопудов: за реализм-под суд!/Художники беседуют. Записал Ю.И. Нехорошев. М.:2007 г., тираж 175 экз., Типография Медина пресс (стр.35-46).

5  Юрий Нехорошев. Иван Силыч Горюшкин-Сорокопудов. Медина Принт. М.:2011 г., 1172 стр. тираж 100 экз.

6  Георг Мясников. Страницы из дневника. 1964-1992/Под ред. М.Г. Мясникова и М.С. Полубоярова. М.:2008, 775 стр.

7  Савин О.М. Пензенское художественное …Страницы истории старейшего художественного учреждения России. – Пенза, 2005 г.,-600 стр. с илл.

8  Крылов А.С. Так что же мы празднуем? \журнал «Культура провинции», 2019, №4(14), с.13-24.